Автор: takishiro
Рейтинг: PG-13
Жанр: АУ
Фэндом: Ai nо Kusabi
Примечание: блонди - белокурые арийские бестии. Со всеми вытекающими.
Примечание 2: видеоряд принадлежит создателям и исполнителям и является необязательным, но полезным дополнением.
Бизоны, экипаж машины боевой
читать дальше
- Цыпленок, - сказал Сид. Он от скуки пытался вертеть пивную кружку вокруг оси; у него ничего не получалось.
- Отвяжись, - сказал Норрис, глядя в стол. Вид у него был больной.
- Цыпленок. Цып-цып, цыпа...
Норрис молчал.
- Хватит, - Люк, войдя в пивную, мгновенно оценил ситуацию. - Не приставай ты к нему...
- Гы, - сказал Сид. - Я тут знаю одного парня, который пристает к Норрису. И это точно не я...
Сам лейтенант Робсон светился, как Иисус на иконе. Судя по его роже, вчерашнее расквартирование прошло успешно. Люк хлопнул его по плечу:
- Эх, ниггер, повезло тебе, а? Ну где б ты дома прихватил такую белую миссус, да еще и европеечку?
- Да что вы, масса, дома меня б повесили высоко и крепко... Что там?
- Сейчас кэп придет и все скажет. Норрис, ты чего сам не свой?
Молоденький капрал по-прежнему изучал стол.
- Послушал тут, что про лагерь рассказывают, - сказал он глухо. - Дым из труб валил все время, как на заводе. И поезда. Пригоняли и пригоняли. Тут железная дорога недалеко...
Сид прихлопнул кружку ладонью. В пивной, еще вчера принадлежавшей местным бюргерам, наступила тишина. Лейтенант Джиллардино перекрестился и беззвучно помянул Мадонну.
День был светлым; за окном детвора облепила прикорнувший на солнце танк с нарисованным на боку бизоном. Все вокруг - так мирно и тихо, и подняться, уйти из пыльного солнечного круга, легшего на деревянный стол, кажется непосильным.
Дверь хлопнула.
- Что, понабирались уже?
- Было б чем, - ответил Люк. - Сигареты искали, нет ничего. Хозяин, сволочь, не говорит.
- Вы мне штатских тут не это, - хмуро сказал командир батальона. - Освободители, вашу дивизию. В общем, хватит отдыхать, сейчас соберем всех и двинемся на Рахунек. Говорят, гансы угоняют заключенных, а сами лагеря поджигают... И удирают, естественно. Так что руки в ноги. Здешним сопротивленцам уже послали сообщение, они их там на дорогах подождут, если что...
Остальное "бизоны" дослушивали, уже стоя возле танка. Идти прямо до лагеря - и в темпе марша! Неизвестно, что там за положение, скорей всего, гансы удрали, но может, и с боем брать придется. На территорию без приказа в любом случае не соваться, могут быть мины...
- Чего это кэп такой... кипятком писает? - спросил сержант Джонс, которого перевели к ним недавно.
- Девушка у него в лагере, - сказал Сид. - Познакомились до войны, а потом... так вышло.
Люк посмотрел на него искоса. Сид, хоть и ниггер, а соображает. Что не девушка - так они это знают, а остальным не обязательно. Потом уж будут разбираться... если парень найдется. Люк про себя считал, что вряд ли, но кэпу, естественно, не высказывал.
- По машинам!
Сам лейтенант Джиллардино против капитана ничего не имел. Время такое. Он со смесью жалости и желания проводил взглядом фигурку капрала Норриса, который первым забрался в танковый люк.
Капитан Финли вскочил в машину последним.
- Вперед, девочки, кого ждем?
Его лихорадило. У Люка с самого начала было впечатление, что капитан ввязался во всю эту войну с единственной целью - вытащить своего дружка. Гай рассказывал ему о Рикардо, в те вечера, когда позволял себе набраться. Показывал фотокарточку. Война оправдывает сентиментальность - у всех есть чьи-то карточки и чьи-то письма, и никто не боится вытащить их на людях. На фотографии - смуглый молодой парень с черной шевелюрой, с сумрачными глазами. Наполовину итальянец, наполовину еврей. То еще сочетание. После сицилийской высадки они вдвоем с Гаем трясли итальяшек. Оказалось, что парень подался в партизаны. Люк помнил глухой и черный взгляд своего капитана, когда им сказали, что всю группу Рикардо Неро расстреляли еще в сорок втором. Такой взгляд, что ясно - не утешить, не отпоить. А потом оказалось, что из-за какой-то ошибки в бумагах парня не казнили, а отправили транспортом - спасло еврейское происхождение.
- Да он везунчик, - сказал тогда Люк. И Гай зацепился за эту фразу. Едва их вернули в Англию, он стал проситься обратно на континент; а за ним Люк, а за Люком, понятное дело, Норрис, а за Норрисом Сид - "к вашим белым рожам я хотя бы успел привыкнуть", - и как всю их компанию не перебили в Нормандии, никто так и не понял.
Экипаж у них сложился сразу и навсегда. С остальными тоже не было проблем. А кто не с нами, тех пристрелят - шутили парни. Но так и выходило - все, кто не приживался в команде, оставались позади - то в госпитале, а то в земле. А они настолько привыкли выживать вместе, что неясно было, как же им жить поодиночке - после войны...
Пение Люка прорывалось даже через грохот танка.
- Мы летим, ковыляя во мгле-е... Мы летим на последнем крыле-е...
Люк, который так хотел в авиацию, который даже очки свои танкистские носит лихо, как летчицкие. Парни радуются - до конца недалеко, скоро домой. Он бы велел Люку заткнуться, но сейчас не до этого. У Гая даже сил молиться не достало. Он раньше молился - Богородице, которая не уберегла его предков ни от голодухи, ни от путешествия через океан в трюме с крысами, ни от смерти в эмиграции; от которой отец всего и дождался, что небогатой фермы в Айове. И все равно просил ее - больше-то некого.
А теперь они слишком близко, и даже молиться страшно.
Ты же знаешь, Рики, что мне плевать на эту войну, и на гансов, и на лягушатников, и на наших, и на патриотический, чтоб его, долг... Только дождись меня, я ведь уже совсем скоро...
Тогда, под деревом - всякий раз он возвращался мысленно к тому теплому предвечернему часу, будто в нем одном вместились все воспоминания - Рики стоял, небрежно прислонившись спиной к старому каштану, руки в карманах, рукава белой рубашки закатаны до локтей, шейный платок сбился в сторону. Закатное солнце озаряло его, осеняло, как святого. Гай смотрел на него и молчал, что он мог сказать, простой парень из Айовы, он никогда не видел такого, не чувствовал так - даже в церкви, Рики оглушил его, как не оглушила сама Европа. Рикардо стоял и глядел на Гая со странной усмешкой, а потом шагнул вперед, будто капитулируя:
- Знаешь, это единственное, о чем я никогда не буду жалеть...
Были и другие воспоминания - четыре года воспоминаний, каждое из которых можно обсасывать по отдельности - Гай так и делал. Но даже если бы у них был только тот час под деревом - это стоило бы того, чтобы переть через всю Европу.
Это единственное, о чем я не буду жалеть.
Только дождись меня, Рики.
- Вся команда цела-а, и машина дошла-а...
До лагеря Рахунек оставалось всего несколько миль.
Продолжение в комментариях.