"Мы никогда не умрем", Bleach, автор bubantes, глава 10

[multifandom]

Название текста: Мы никогда не умрем
Автор: bubantes
Бета/корректор: Last_Optimist
Фандом: bleach
Рейтинг: NC-17 (не во всех главах)
Дисклеймер: Персонажи и некоторые реалии мира фика взяты из Bleach, автор фика не извлекает никакой материальной выгоды из своего творчества.
Персонажи: одиннадцатый отряд, а мир вертится вокруг них.
Особые предупреждения: непечатная лексика в количестве, гомоэротической образностью конечно местами насыщено – не без этого, но и без фанатизма.
От автора: Я не задавался целью переписать канон или, наоборот, пересказать его своими словами. Просто придумывались такие всякие эпизоды из жизни одиннадцатого, местами веселые, местами не очень, уж как пошло. В повествовании периодически появляются резиновые неканоны и даже один резиновый лейтенант шестого отряда до Ренджи, чистейший плод фантазии – в основном для того, чтобы тут же примерно эффектно сдохнуть.
Аффтар отчаялся понимать хронологию Кубо Тайто, потому имеет на нее свой взгляд, впрочем, не так далеко отходя от канона. Время между главами и событиями может быть разное – как пара месяцев, так и пара десятков лет.
Любые совпадения с фиками чьей-то подруги, сестры, бабушки и канарейки – невозможны. Все равно я чужих фиков про одиннадцатый не читаю.
За эпиграфы говорю спасибо Fleur, Пикнику и Башакову. Вдохновлялся именно ими.

Глава 10

Для тех, кто ловит удачу открытым ртом
Ничего не значит все, что будет потом
И взгляд, как нож отточен, неслышен шаг
Они-то знают уж точно, да и им ли не знать

Юмичика поплотнее запахнул косоде, наброшенное поверх юката на плечи, и слегка передернул плечами – однако продолжал сидеть на ступеньках казармы, чуть вздрагивая от пронизывающей прохлады раннего утра.
Теперь, помимо различных новшеств, в его жизни появилась вещь, не свойственная ему ранее – бессонница. Причем не мучительная, а именно спокойно-умиротворенная неспособность спать больше трех часов. Если Зараки-тайчо, мучая его раньше, этого и добивался, то стоило его похвалить.
К тому же, на данный момент распорядок его дня несколько отличался от всех остальных сослуживцев…
- Опять сидишь? – Иккаку появился сзади совсем беззвучно, как привидение – но Аясегава не вздрогнул и не обернулся, находясь в абсолютной безмятежности, в которой реяцу друга являлась одной из непременных составляющих.
- Сижу, - откликнулся он беззаботно, с улыбкой наблюдая за занимающимся рассветом.
- Перевязку давай сделаю? Днем некогда будет.
- Давай, - пожал плечами Юмичика и поднял голову, когда силуэт Мадараме вырос прямо по левому плечу.
- Болит? – Иккаку присел перед ним на ступеньку ниже, выкладывая на колени бинты.
- Нет, - мотнул головой Аясегава, наблюдая за манипуляциями друга, который аккуратно разматывал старые бинты с его ноги.
- Опять брешешь? Сейчас тайчо позову, - пригрозил Иккаку, хохотнув, и оба негромко засмеялись, вспомнив недавнюю хохму.
Кенпачи наотрез отказался отдавать пострадавшего бойца в четвертый отряд, прикрывая его от медиков всей своей могучей грудью.
- А я сказал, не дам! – рычал он, кроя одну из самых своих жутких физиономий. – Если околеет – значит туда и дорога, если нет – значит еще тыщу лет проживет. Все я сказал!
Иккаку практически единственный понимал опасения Зараки – яд был в самом деле уникален, и Юмичика мог оказаться в весьма неприятной роли артефакта в битве между двенадцатым отрядом за материал для опытов и четвертым за пациента.
Но в то же время он побаивался, что кровь не поступит в конечности, и нога и рука рано или поздно отвалятся. Потому уговорил тайчо хотя бы пустить медиков к ним на территорию, чтобы посмотрели и оценили степень ущерба. На большее Кенпачи не соглашался.
Так вот, однажды Юмичика проснулся в казарме и узрел над собой лицо капитана, который зачем-то держал его ногу у себя на коленях и трогал за ступню. Впрочем, ноге это как шло так и ехало – она онемела совсем, не воспринимая никакие тактильные воздействия.
- Слышь? – негромко поинтересовался тот. – Костыль чего-нибудь чует?
- Да, тайчо, - бодро соврал Аясегава, помня урок о том, что жаловаться нельзя никоим образом, даже под страхом смерти.
- Мда? – недоверчиво дернул уголком губ Зараки и странно пошевелил рукой. – Эх… Что ж ты пиздливый-то такой, аж зла не хватает…
- Нет, я не вру… С чего вы взяли? – искренне похлопал ресницами Юмичика.
- С чего… Я тебе вон палец только что вывихнул, - гоготнул капитан, глумливо лыбясь.
То, что началось потом, нельзя было описать никакими словами.
- Чтооо? Ээээй! Эй, ты что, охренел? – в полном шоке Аясегава метался, пытаясь приподняться и не замечая, как сейчас с перепугу обращается к Кенпачи. – Ты что творишь! А ну… а ну верни его на место, чудовище! Я сейчас тебя… сейчас вот встану и…
Удерживая бойца в лежачем положении и все еще сжимая его ступню в своей ручище, Зараки ржал так, что чуть не сдуло крышу казармы.
- Ой блядь я не могу… - надрывался он, откидывая голову назад и сверкая клыкастой пастью. – Гля, Иккаку, гля чего делает! Давай, спасайся кто может, ща он встанет! Слыыышь, Аясегава, тебя за деньги надо показывать, пугало ты придурошное! Курица безногая мать тебя, ща пойду в двенадцатый на опыты сдам!
Мадараме, стоя чуть позади капитана, вовсю старался сдержать смех, но получалось плохо – даже лысина разрумянилась от напряжения. В конце концов, Юмичика не выдержал и тоже слабо рассмеялся, прижав левую ладонь к глазам.
- Боооже мой, тайчо, простите меня…
- Да иди ты, - Кенпачи напоследок хохотнул и постучал себя по груди. – Зато поржал. Ну так значит не чует костыль? Херово. Ну ладно, костыль хрен с ним, главное чтоб рука отживела, хоть бумажки будешь писать.
- Спасибо, тайчо, вы так добры…
- Ну так хуле. Я аж сияю добротой. Все, лежи дальше, инвалид долбаный, потом еще зайду, - с этими словами Зараки поднялся и покинул казарму.

Вспомнив сейчас этот забавный случай, друзья от души похихикали, но Юмичика так и не признался, что с тех пор, как нога отживела и вернула чувствительность, она болела все время, беспрерывно, как и правая рука. Он в сущности уже привык к этому и не особенно обращал внимания на беспрестанную нудную боль в мышцах. Видимо, оставшийся яд как таковой уже не мог парализовать конечности, но доставлял немало неудобств. Оптимизма добавил и Иккаку, рассказавший наконец, как тогда из раны вместе с кровью вытекали комья мутной слизи, похожие на студенистых червей.
Сейчас Мадараме еще раз прощупал пальцами область вокруг большой багровой раны на тонком бедре – заживала она крайне медленно, то и дело вновь вскрываясь и начиная истекать гноем и сукровицей.
- Моя нога теперь самая уродливая в мире, - вздохнул Аясегава, обиженно выпятив губу. На что Иккаку, покачав головой, наклонился и коснулся губами кожи возле самого края отметины. Юмичика вздрогнул, дергаясь.
- Фуу, что ты делаешь? Перестань живо, господи ты боже мой, увидят же!
- Вот и ерунды не болтай. А вообще, я уже тут подумал… Я придумаю что-нибудь, чтобы больше такое не оставалось.
- Что же ты придумаешь?
- А вот я сначала придумаю, тогда и расскажу, когда уже получится.
- Ладно… - Аясегава следил, как друг ловко перебинтовывает ногу, рвет зубами бинт и аккуратно затягивает узелок. Затем он разобрался с плечом и сел рядом, отложив куда-то скомканные старые бинты.
- А еще, как бы жестоко это ни звучало, хорошо что ты пока инвалид. С завтрашнего дня у нас патруль в Руконгае, посменные неделю, - зевнул Мадараме, вынул из-за пазухи табак и принялся сворачивать себе сигарету. - Нехрен тебе там делать, опять будешь предаваться воспоминаниям и глазами стрелять.
- Да не скучаю я уже по нему, - пожал плечом Юмичика, безмятежно улыбаясь. – Чего я там не видел в самом деле.
- Во как? А что, на капитана больше не бухтишь?
- А чего на него бухтеть… есть ли смысл?
- Нету. А все-таки он тебя спас, дурака.
- А кто спорит. Пришел большой добрый тайчо, всех спас. Спасибо не добил, чтоб я не мучился, - Аясегава ехидно ухмыльнулся и оперся щекой о ладонь. – Заодно между прочим и полапал.
- А ты бы с еще более довольной мордой это сказал! - Иккаку насмешливо трепанул его по волосам. – Гляди-ка, как у нас зенки-то загорелись!
- Фуууу, друг, прекрати, - Юмичика отмахнулся. – Ты вот еще прямо его припиши тут… Это даже в виде шутки не смешно!
- А что, не нравится?
- Он-то? Конечно нет. Ты эту заточку видел? При всем моем почтении, Зараки-тайчо красив как репейник, и я бы даже в голодный год не отважился бы…
- Достал ты уже своей красотой, но вообще ты прав. Тайчо он молодец, но я вообще мало представляю, кто сможет с ним потрахаться и уйти после этого живым.
- Вот и я о чем. У него вся моя нога по окружности в лапу умещается. Друг, ты б поспал еще перед патрулем, - Юмичика покосился на зевающего Иккаку, то и дело потирающего ладонью затылок и шею.
- Что, надоел? – Мадараме пихнул его в бок и потом шутливо обхватил за шею, энергично натирая кулаком темечко. – А вот и не уйду, а вот хрен тебе, вот хочу с корешем посидеть – и буду сидеть!
Аясегава приглушенно и протестующее заголосил, трепыхаясь в ручищах друга, однако благодаря этот внезапный порыв за то, что теперь было не заметно, как предательски зарозовели его щеки при нечаянном воспоминании о том, как лежал раздетым на холодной траве, схваченный капитанской рукой за бедро.
А еще, увлекшись разговором и последовавшей за ним возней, он, со всем своим обостренным чувством реяцу, совершенно не заметил, что с крыши стоящего неподалеку здания за ними наблюдали. Иначе не позволил бы вот так потом сгрести себя в охапку и повернуть на сто восемьдесят градусов, чтобы завалить плечами и затылком на колени. А друг именно это и сделал, продолжая щекотать его сквозь юката и отбрасывая руки, которыми Юмичика пытался его отпихнуть или хлопнуть.
- Ааай, отвали садист проклятый!
- Не ори, всех перебудишь, - Мадараме зловеще оскалился и взялся за пересчитывание его ребер с утроенным усердием. Аясегава придушенно пищал, захлебываясь смехом, исступленно дрыгая здоровой ногой и лишь бессильно подергивая увечной.
- Иккаааакуууу, ну хватит, я же боюсь щекот… хахаха… щекотки… Ааа… Пощади!
- Дааа, проси пощады, проси! – грозно протянул Иккаку, терзая его подмышки.
- Оставь мне жизнь, о всемогущий!
- А что мне за это будет?
- Ааа! Ахаха… Все будет!
- Что все?
- Айыыы, делай со мной что угодно, повелитель, но только не это!
- Воооо, вот это я понимаю, - Мадараме наконец прекратил измываться над другом и убрал руки. Однако, не дал подняться, а так и оставил его лежать, снова встрепав ему челку и погладив по лбу. – А ты все-таки знаешь че, больше так не попадайся. Смелость смелостью, а я таки усрался чутка, когда тебя чуть не сожрали.
- Да, друг… Пообещай мне одну вещь, - Юмичика вытянул руку вверх и коснулся пальцами его щеки, а потом взял за подбородок.
- Ну?
- Я если некрасиво как-нибудь умру - тело уничтожь. Не отдавай никуда, ладно? Чтоб меня потом таким не помнили.
- Хм… - Иккаку слегка поджал губы, глядя на него сверху вниз и поводя большим пальцем по тонкой кожице под глазом. – Лады. Так и сделаю. И ты тогда тоже, если наоборот.
- Без вопросов. Только ты лучше постарайся не умирать. Я ужасно к тебе привык.
- Я тоже. Так что и ты постарайся.

Шаг. Каждый шаг, каждое движение – новый приступ уже почти исчезающей, но уже замучившей до судорог боли. Эта боль вызывает злобу, и Юмичика втайне доволен – когда он злится, он двигается резче и точнее.
Взмах, утренний воздух расслаивается и дрожит под лезвием, прошедшим по дуге со свистом – и этот звук чище, прекраснее, слаще всего, что может проникнуть в уши в течение жизни. Юмичика на секунду замер, восторженно глядя на катану, поворачивая ее и так и эдак, и от переливов зеленоватых рассветных лучей дыхание встало поперек горла.
- Какой же ты красивый… - прошептал Аясегава, ловя отражение света с поверхности клинка широко раскрытыми глазами.
- Слава богам. Я думал, я буду ждать этих слов лет пятьсот.
Наверняка на заднице должен был остаться синяк с тыкву величиной – от такого удара о землю. Юмичика таки не смог удержаться на ногах и с размаху хряснулся наземь, держа меч в вытянутой руке.
- К-к-то здесь? – проблеял он.
В ответ он услышал явно скорбный вздох, а за ним снова голос – приятный, низковатый мужской голос будто бы из собственной головы.
- И ЭТО – тот, которого я выбрал. Где были мои глаза? Вероятно, я погорячился, и не стоило так западать на мордашку. Хотя, надо признаться, лучше тогда я не нашел.
- Ты кто? – Юмичика быстро-быстро хлопал глазами, так, что ресницы метались как стрекозиные крылья.
- А так я тебе и сказал. Будь уверен, когда ты это услышишь, ты уже будешь совсем другим.
Аясегава шумно сглотнул слюну, еще раз огляделся и вновь устремил взгляд на клинок.
- Так ты мой занпакто?
- Потрясающе, - несколько сварливо отозвался голос. – Неужели самая бурная реакция, которую ты можешь мне показать в ответ на наш первый разговор – это паданье на задницу? А где ахи? Где всплескивания руками? Слезы умиления наконец? Юмичика, я заговорил с тобой первый раз! Ты даже не можешь утрудиться и оказать мне надлежащий прием?
- Ээээ… Мм… Ну, ух тыыыыы! – Юмичика развел руками – точнее одной рукой, свободной. – Так хорошо?
- Знал бы – так и молчал.
- А почему ты… сейчас-то заговорил?
- Я наверное слишком добр, - недовольное фырканье и непонятное шуршание. – Ты себя хорошо вел в последнее время, вот я и решился. И с каждой секундой все сильнее жалею об…
- Правда? Спасибо тебе, - Аясегава улыбнулся и снова хлопнул ресницами. В голове приглушенно кашлянули.
- Хм… и можешь не делать такое лицо, я все равно тебе ничего не скажу.
- Я ничего такого не делаю… А почему ты раньше не говорил?
- Потому что возле тебя все время кто-то был. А я, в отличие от тебя, не такой социальный тип.
- Не кто-то, а Иккаку… Он тебе не нравится?
- Мальчик мой, спросил бы ты лучше, кто мне вообще нравится. Мне и ты, честно говоря, не всегда сильно нравишься. Разве что когда спишь – тогда довольно милый.
- У тебя интересное чувство юмора.
- Не без этого. Но без чувства юмора находиться рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки было бы сплошным стрессом.
Аясегава хихикнул, хотя каким-то шестым чувством улавливал, что меч над ним откровенно глумится. Впрочем, это было бы обидно, если бы не было правдой. Иккаку, бывало, говорил ему практически то же самое, только не так витиевато.
- Вся твоя беда в том, что у тебя заниженная самооценка, - продолжил голос, явно севший на своего любимого конька – по крайней мере, самодовольства в интонациях ему было не занимать.
- У меня заниженная самооценка? – искренне возмутился Юмичика. – Ну знаешь, с чем угодно готов согласиться, но не с этим. У меня просто настроение меняется… часто.
- Можешь не рассказывать. Я в твоих настроениях живу, черт возьми. А вот если бы у тебя была нормальная самооценка, ты бы мелким бесом не рассыпался перед кем ни попадя. В частности, этот вот мухомор полосатый тебе бы нервы не мотал.
- Ктооо? – Аясегава снова залился смехом, смутно догадываясь, о ком идет речь.
- Кто-кто… Сам знаешь кто.
- Да ну… он не такой плохой на самом деле, - отсмеявшись, сказал Юмичика, успев слегка удивиться самому себе. – Вот спас меня…
- Ну поцелуй его за это куда-нибудь в мягкое.
- Найдешь, где у него мягкое – поцелую.
- Я думаю, ты и сам найдешь. Если захочешь. Ну ладно, заболтался я тут с тобой…
- Постой… Ну, ты ведь не насовсем замолчишь, да? Я еще услышу тебя?
- Если будешь хорошо себя вести, - фыркнул голос и пропал, будто поставил толстую заслонку между собой и Юмичикой.
А Аясегава, еще минуты две сидя на земле с катаной в руке, наконец осознал, что же только вот произошло.
Его занпакто заговорил с ним.
И о чем же они поговорили?
- Ааааа!!! – простонал на весь плац Аясегава, хватаясь за голову одной рукой. – Быть того не может! Я придурок!
В самом деле… Побеседовали называется – первый исторический диалог с духом меча, и на пожалуйста, обсудили мужиков. Пожалуй, еще стоило бы поговорить о шмотках. Хотя, какие тут ему шмотки, в этой военщине – последнюю радость и ту отобрали…

Юмичике казалось, что он ждал окончания банных процедур целую вечность. Сам-то он сбегал в баню еще перед рассветом, ибо социальный тип социальным типом, а мыться было все же приятнее одному, пусть и не слишком уж нагретой водой. Так что теперь он нервно рассиживался возле бани и ждал друга. Руки при этом сами без конца теребили и поглаживали рукоять занпакто, словно он надеялся услышать хоть какое-нибудь слово – пусть даже ругательство.
Однако, меч упорно молчал, предоставляя ему возможность всласть помучиться и посомневаться – а уж не привиделось ли, не приснилось…
Нет. Не приснилось. В любом случае, выражение «мухомор полосатый» даже остроязыкому Аясегаве никогда в голову не приходило и прийти не могло.
- Иккаку, - набросился он на друга, выходящего из бани без косоде с полотенцем на плечах. После помывки он любил походить полуголым, проветривая распаренное тело.
- Чего, чего ты скачешь? – удивился Мадараме, поймав подлетевшего друга за плечи и придавая ему более устойчивое положение. – Болит что ли чего-нибудь опять?
- Пойдем, пойдем-пойдем, я скажу тебе кое-что! Пойдеееем! – Юмичика не мог вцепиться другу в косоде, потому просто обхватил его за голый торс и поволок куда-то на задворки бани.
- Я уже боюсь, - хохотнул Иккаку, послушно следуя за ним. И когда они наконец остались вдвоем, присел на перевернутую старую кадку и достал курево. – Ну? Что за новости?
- Друг! – Аясегава сел на корточки, сцапал одну его руку и сунулся прямо ему в лицо. – Он заговорил со мной!
- Ну еп твою мать, друг, это так прекрасно. Ты стал совсем взрослым! И кто же этот счастливец? Из нашего отряда или из другого?
- Ты дурак что ли? Меч говорю! Занпакто со мной заговорил! Аа… а ты что подумал?
- Я простой деревенский парень, бугага, что подумал, то и подумал. Неважно. Бля, слышь, Юмичика, так это звездато! Когда?
- Утром, вот сегодня! Я еле дождался пока ты проснешься. Представляешь?
- Ну ваще зашибись, круто, - Мадараме положил свободную руку ему на макушку. – Я рад за тебя до усрачки.
- Вообще, я сам не могу. Вот еще когда твой заговорит, ты представь, какие мы будем крутые, а?
- Так это… мой-то уж давно заговорил… Уж как неделю с лихуями назад… Я уже почти скоро его домучаю до имени…
- Что? – Юмичика отпрянул. – И ты мне не сказал?
- Да вот сам че-то думаю – я все это время думал, что сказал… Аааа, нет, извини дружище, я Ибе сказал… Блин, фигня какая, совсем я в маразм впал.
- Мне обидеться что ли? – задумчиво проговорил Аясегава, сделав неимоверно постное лицо. В самом деле, какое-то гаденькое чувство закололо внутри, и ему показалось – точно, всего лишь показалось – что кто-то едва слышно хихикнул прямо у него в голове.
- Да иди ты, я ж извинился. Ну запарился я, забегался. Не дуйся, лопнешь.
- Ладно, ладно… И… слушай, а о чем вы первый раз говорили с ним? – Юмичика снова придвинулся ближе и оперся локтями о колени приятеля, испытующе глядя ему в лицо.
- Мы? – Иккаку вперил задумчивый взгляд в горизонт, пожевывая свою самокрутку. – Э… о чем… о носках.
- О чеееем?
- О носках. Он сказал мне, что я правильно делаю, что носки не ношу. Говорит, так ноги проветриваются хорошо, и полезно там для точек каких-то… Ну в общем вот.
- о боже… - Аясегава звонко рассмеялся. – Как хорошо… Не я один такой.
- В смысле?
- Ну ты знаешь, я же раньше как-то думал, что это должен быть особенный момент – обрыв, знаешь, молнии сверкают, ветер дует везде… Такой чистый и незамутненный пафос. И вы беседуете о чести, о силе, о предназначении… Знаешь, даже полегчало. Но только вот… давай больше так не делать.
- Как? – Мадараме зарылся ладонью ему под волосы, рассеянно поглаживая заднюю сторону шеи.
- Ну, вот так. Давай всегда говорить все про все, что у нас случилось.
- Да без вопросов. Ты меня извиняй, мой косяк – запрыгался я совсем. Мне б ведь только узнать, как его зовут… ухх, и зажили бы. Шикай – это ж… это ж я монстрил буду как муку распылять! Я тебе сразу скажу, когда получится.
- Знаешь, за что я тебя прям вот люблю? – усмехнулся Юмичика, положив голову ему на колени и глядя куда-то в сторону. – Ты сейчас не сказал «если получится» - ты сказал «когда получится». Я люблю твою уверенность. И правильно мой сказал, все мои беды – от заниженной самооценки. Я-то ведь совсем-совсем ни в чем не уверен…
- Иккаку, - услышали они негромкий знакомый голос от угла и одновременно повернули головы в ту сторону.
Капитан взирал на них спокойно и по обыкновению хмуро.
- Тайчо! – оба вскочили, однако не вытянулись по струнке – в последнее время Кенпачи, кажется, вовсе не обращал на такие мелочи внимания.
- Я тебя искать должен, вынюхивать по всему бля отряду? Достали, - буркнул Зараки, впрочем не злобно – даже лениво. – Ладно. Иди давай, собирайся. Командировка в генсей.
- Тайчо… - только и сказал Иккаку, не сдержав улыбки.
- Ага, я. Давай, дуй. Портал через полчаса откроют. Инструктаж послушаешь, это уже не ко мне.
- Тайчо, а я? – Юмичика выступил вперед. – Разве я не пойду?
- Аясегава, епта, генсей – не танцы чтоб там за ручку ходить. Ему там дело делать надо будет, а не тебя нянчить. Ой-ёй, ну заплачь мне еще тут, - гнусно ржанул капитан, увидев, как он поджал губы. – Ты бля боец или жена ему? Смотреть на вас тошно, сюсюкалы сраные.
- Тайчо, хорош изгаляться, - вдруг хмуро сказал Иккаку, глядя на него исподлобья. – Что вы правда его цепляете без конца? Уж даже мне за вас стыдно.
- Иккаку, давай я сам разберусь, а? – вспыхнул Юмичика. – Еще ты тут не впрягался!
- А тут не одного тебя касается.
- Прекратить цирк! – рявкнул Зараки. – Ты, Иккаку, какого хера еще здесь? Я сказал успеть собраться - чтоб через секунду тебя уже тут не видал.
-Так точно, тайчо. Но я сказал – уже не смешно. Ну пока, друг, жди тогда. Вернусь – поболтаем, - Мадараме снялся с места и ушел.
- Аясегава, - Кенпачи повернулся к оставшемуся.
- Да, тайчо, - Юмичика проследил взглядом слегка сутулую удаляющуюся спину друга.
- Меня сегодня не будет. Тут херня творится, нас сгоняют на сегодня…
- Это по поводу происшествия с капитанами? – Аясегава не понимал, зачем делать из этого случая такую конспирацию, если слухи об этом ходили по всему Готею с оглушительным топаньем.
- Рот закрой. Я знаю, конечно, что это охуительный секрет который каждая мелочь уже обтрепала, но хоть не пались так.. Короче, Ячиру где-то с бабами гуляет, вишь подружек завела тут себе, так что ее нету. А Ибе скажи, что он за старшего. Ну и не балуйте мне тут.
- Так точно тайчо, - Юмичика кивнул, ожидая, что капитан по обыкновению развернется, взметнет полами хаори пыль и удалится. Однако, тот все еще стоял на месте, неторопливо скользя по нему взглядом. После томительной минуты молчания рядовой решился подать голос. – Тайчо? Еще указания будут?
- Заживает? – Кенпачи дернул подбородком, обозначая предметы своего вопроса – то бишь руку и ногу Аясегавы.
- Практически зажило, спасибо. Уже тренируюсь как всегда.
- Дело, - одобрительно кивнул Зараки. – Сильней тренируйся – много просидел.
- Рад стараться, тайчо.
- Не лупят тебя больше? – капитан почему-то все не торопился уходить.
- Никак нет, в отряде прекрасные взаимоотношения, любовь, дружба, понимание, равенство и братство.
- Трепло, - усмехнулся вдруг Кенпачи и неожиданно, протянув руку, пропустил через два пальца прядь Юмичикиных волос, при этом костяшка большого пальца едва уловимо проехалась по щеке. – Рот я говорю закрой, не беси меня. Работай. Жалко будет такого шута горохового терять – над кем же я еще ржать-то так буду. Закрой говорю, муха залетит.
Кончики длинных пальцев несильно нажали на подбородок Аясегавы, со стуком подняв ему чуть отвисшую нижнюю челюсть. Рядовой ошеломленно молчал и хлопал ресницами, покуда силуэт посмеивающегося Зараки не исчез за углом бани.
Прикоснувшись прохладной ладонью к своей горячей щеке, Юмичика долго смотрел куда-то в землю. Пока наконец не встрепенулся и, отчего-то раздраженно передернув плечами, не отправился к казармам.

Не нужно было обладать даром предвидения, чтобы предсказать, как именно рядовые используют свободное время, появившееся у них ввиду отсутствия капитана аж чуть ли не на целый день, точнее полдня и ночь.
Торжественно вскрывались все заначки, выкапывались схроны, с гиканьем и улюлюканьем выносились из кухни миски с остатками еды для закуски.
А Юмичика уже скучал по другу и потому не испытывал особенного энтузиазма. Пьянка в казарме, где не было Иккаку, казалась ему абсолютно лишенным смысла действом – он даже втайне сердился на глупых рядовых, которые совсем-совсем не скучают по нему. Хотя, конечно, с какой бы стати эта толпа головорезов взялась скучать по Мадараме, он так и не придумал, но все равно сердился. На себя и на Зараки. И вообще на весь белый свет.
Сидя на крыше кухни, он провожал взглядом мечущихся туда-обратно возбужденно галдящих солдат, вычищающих котлы чуть не до блеска. Кто-то, трусцой перебегая из столовой в казарму, вдруг остановился, поднял голову и крикнул, махнув рукой.
- Юмичика! Айда бухать, чего торчишь как флюгер?
- Я попозже приду! – откликнулся он, поднимая руку в ответ.
- Гляди, ничего не останется! Иль тебе припрятать?
- Не надо, я найду, - он незаметно пощупал полуторалитровую бутылочку за пазухой – вот ведь, с утра раздобыл всеми правдами и неправдами, хотел пробуждение занпакто с Иккаку отметить – и вот на тебе… ночью что ли одному напиться… Или припрятать до возвращения…
- Ну гляди, - боец опустил голову и потрусил дальше. И тут позади Аясегавы раздался шорох.
- Тихо-тихо, Юми-кун, не убивай меня, - со смехом произнес пришелец, взбираясь на крышу. – Отличная реакция.
Резко обернувшийся Юмичика смутился и убрал руку с рукояти катаны.
- Такео… Ну, предупреждать все же нужно.
- Извини, не думал, что ты такой пугливый. Хотя, Руконгай… Ладно, чего не идешь?
Аясегава молча смотрел на визитера, и в его загроможденной отчетами голове одна за другой всплывали строчки из личного дела.
Оониши Такео, бывший третий отряд, личное дело пестрит взысканиями, выговорами и рекомендациями одна страшнее другой, переведен в одиннадцатый отряд как неуравновешенный элемент, не подлежащий исправлению.
Забавный парень – зубастый и лохматый, как животное, в ушах блестящие серьги в виде странных острых загогулин… Не то чтоб красивый – но хотя бы не страшный. Только какой-то странно хищный – вроде бы звероватый, но словно тщательно вычищающий и полирующий собственную хищность, так что в конце концов доводящий ее до ненатурального блеска. В общем, хлыщ. Но кто его знает, может это у него свой такой способ выделиться.
За Юмичикой Такео ухлестывал едва ли не с первых дней своего появления в отряде, что в принципе ни для кого не было новостью. За ним многие ухлестывали. Точнее, волочились – но скорее рефлекторно, нежели из-за искреннего желания. С женщинами на службе были проблемы, и кое-чьи тоненькие телеса, густые волосы и длинные ресницы имели свойство подтачивать моральную устойчивость в отряде. Если бы не его показательные успехи в додзе, кто его знает, как бы ему сейчас тут жилось.
А так только ленивый не пробовал увиваться за ним в лучших традициях сельской романтики – но слава богу ухажеры отслаивались после первого же посыла в болото лягушек надувать.
Были, конечно, и нормальные ребята – из тех, кто в самом деле не мечтал и не мечтает трахать своих товарищей по отряду. С такими хотя бы пить можно было без опаски, и только они и не позволяли общей картине стать окончательно удручающей.
Собственно, Такео и тут выделился из общей массы тем, что продолжал свои заигрывания с завидным и совершенно непрошибаемым в отношении отказов пофигизмом.
- Ты дуешься на кого что ли, Юми-кун? Чего молчишь?
- А? Я? Нет, я задумался.
- О чем же?
- О тебе, - ляпнул Аясегава, не успев подумать о том, что правильно понять эту фразу в данный момент было практически невозможно.
- Боги свидетели, я не умер сейчас от счастья, хотя должен был, - Такео широко ухмыльнулся и подвинулся ближе, сунувшись ему чуть ли не в самое лицо.
- Да я не в том смысле, - Аясегава рефлекторно отодвинулся. – Я вспоминал твое личное дело. В конце концов, теперь я его веду… У меня это машинально.
- Да, да, добрая феечка, - парень хмыкнул и потянулся, чтобы коснуться его волос. Юмичике пришлось уворачиваться второй раз. Такео несколько удивился, что выдали взметнувшиеся брови, однако вроде бы остался невозмутим. – Так ты на пьянку не идешь?
- Не иду, - тряхнул головой Юмичика.
- Тогда я тоже не пойду, - решительно заявил Такео и уселся поудобнее.
Аясегава растерялся.
Как он убеждался с каждым разом, Руконгай научил его многому. Кроме того, что здесь считалось в порядке вещей.
Он знал, как вести себя, когда грязно пристают, что делать, когда «снимают», когда пытаются изнасиловать… Собственно, для всех случаев подходит один и тот же прием – меч в брюхо.
Но как действовать, когда тебя клеят - вот этого, как говорится, не проходили. И вроде бы не нагло, даже по морде дать не за что.
А Такео, напротив, по всей видимости был мастером своего дела, и через двадцать минут они уже неведомым образом покинули территорию отряда и не спеша гуляли по запутанным улочкам. Юмичика болтал – о чем, сам не слышал, но звук собственного голоса его отвлекал, и мысли носились в каких-то совершенно непонятных областях. Хотя, вполне возможно, ему не стоило так расслабляться. По крайней, в обществе этого парня с серьгами.

- Юми-кун… - горячо шепнули в губы. – Юмичика…
Это было занятно – более чем. Сколько ни привыкай, никогда не отменишь, не упустишь этого ощущения поцелуя с новым человеком, когда нервишки так и поигрывают, тело не расслабляется ни на секунду – ждет подвоха. Чужие прикосновения ощущаются странно, ведь, привыкнув к одному человеку, постоянно ждешь его – а тебя трогают совсем по-иному и совсем в других местах. И целуют не так, и дышат, и это ощущение новизны выигрывает время для противника – каждое следующее мгновение представляет интерес, и так сложно остановиться – настолько сложно, что хочется рискнуть.
- Послушай, - Аясегава с усилием выпутался из поцелуя и попробовал отпихнуть парня от себя, стискивая его предплечья. – Нет…
- Нет? – Такео, по всей видимости, сдаваться еще не собирался – одна рука так и собралась ночевать у Юмичики под косоде. Второй он погладил строптивого юношу по шее, медленно спустил ладонь по груди, животу, сминая ткань одежды, и наконец добрался до низа живота. - Да ладно тебе, нет…
- Пожалуйста, не трогай… Такео… Рядовой Оониши, я кому сказал! – разнервничался Аясегава, когда пальцы игранули между ног как-то особенно нагло и виртуозно. Однако, вывернуться было некуда, позади стена, и освобождение можно было осуществить только двумя путями – либо убедить отойти, либо сделать больно. О чем, собственно, он и не замедлил предупредить.
- Ну почему? – Такео, кажется, был в самом деле искренне изумлен. – Я не хорош?
- Я… понимаешь…
- Аааа… Мадараме не велит. Так?
- Да причем тут… - метался Юмичика, в самом деле теряясь в словах. – Иккаку друг, ему все равно…
- Тогда что? Я действительно не хорош? Тогда зачем ты дал себя целовать?
- Ну… не так же быстро все! Поцеловались и сразу давай… не знаю как там у вас в академиях, - не удержался от чисто капитанской шпильки Аясегава. – А я так не привык.
- А у вас в Руконгаях значит принято было год за ручку ходить и цветы нюхать? – насмешливо фыркнул Оониши, так пока и не удосужившись отцепиться от его талии.
-У нас в Руконгаях за это яйца отрывали и в глаза вставляли, - холодно пояснил Юмичика. – Смекаешь?
- Ясно… Понял… был неправ! – Такео вдруг послушно отступил, поднимая руки.- Если я тебя обидел, Юми-кун, я немедленно сброшусь с холма Сокиоку.
- Без фанатизма пожалуйста, - слегка обескураженный Аясегава поправил одежду и нервно пригладил волосы, хотя в этом не было особенной необходимости. – Пойдем… выпьем. А то без нас все выпьют. И так прогуляли достаточно, скоро уже темнеть начнет.
Они отправились обратно на территорию, где их уже ожидал весьма приятный сюрприз – из казармы, в которой собственно проходила пьянка, доносились отчетливые вопли, грохот и прочие звуки, означавшие, что внутри сейчас явно не праздник родительской заботы.
Ворвавшись внутрь, Юмичика чуть не вылетел обратно на волне угара – на протяжении нескольких часов масса потных мужских тел не только пила, но и дымила напропалую, так что дышать в казарме было не то что нечем – в воздухе можно было повесить ножны, и как только массы спертого дыма и чада не выдавили окна.
И в этом непроглядном аду рядовые умудрились затеять свалку – то и дело мелькали кулаки, пятки, оскаленные морды и разверстые пасти.
Из-за чего тут пух и перья летели, не представлялось возможным узнать, но становилось ясно – не растащишь клубок, от казармы одни копытца останутся. А бедняга Иба тут за старшего. Кстати, где он?
- Прекратить базар! – орал не своим голосом Юмичика, подхватив первый попавшийся тюк вещей и швыряя в гущу галдящих рядовых. Тюк зажевало стремительно и бесследно. – Долбодятлы! Заткнуться!
- Юми-кун, ты умом ковырнулся? Разорвут! – Такео рванул его за плечо, однако Аясегава хлестко ударил его по костяшкам.
- А ты не меньжуй! Лучше помоги!
Оглядевшись, он попытался найти хоть один достаточно тяжелый предмет, который можно было бы запустить в дерущихся, однако ничего похожего не наблюдалось. Ну не катаной же их полосовать в самом деле. И где этот чертов Иба?
- Тетсууу! Тетсу, где ты? Тетсу… Бля… - Юмичика вздохнул и покусал губу, словно о чем-то размышляя. А потом, решившись, запустил руку за пазуху, вынул оттуда ту самую бутылку саке.
Сделав довольно ощутимый глоток, Аясегава помедлил и изо всех сил шваркнул бутылку о пол.

- Аясегава? – Кенпачи был слегка озадачен, когда увидел фигурку рядового на воротах отряда. Был где-то пятый час утра, и что в такое время Юмичика мог делать в столь странном месте, было совершенно неясно.
- Доброе утро, тайчо. Все уже закончилось?
- Аэээ… Ну типа того. А ты чего в казарму не идешь?
- Неее… Мне туда нельзя сейчас, - несколько загадочно усмехнулся Юмичика, поглаживая голое плечо – на косоде почему-то отсутствовал левый рукав. – По крайней мере до того как… А, ладно.
Зараки поразмыслил немного - и вдруг всего в пару прыжков взобрался на ворота, усевшись рядом, как огромный воробей на ветку.
- Аясегава.
- Да, тайчо?
- Я плохой капитан?
Юмичика воззрился на Кенпачи с мгновенно возросшим удивлением – и интересом.
- С чего вы взяли?
- Я тебя спросил. Да или нет?
- Мы сейчас говорим как капитан и рядовой, или просто?
- И так, и так. Ты знаешь, почему я тебя спрашиваю.
- Вы меня переоцениваете.
- Иди в сраку. Ну, Аясегава, ты же всегда сначала правду пизданешь, а потом уже думаешь что тебе за это будет. Я тебе обычно за это шею хочу свернуть, но это хорошо.
- Ладно, тайчо. То есть правду?
- Именно.
- Как капитан вы прекрасны и непревзойденны, а вот как личность – редкостный невиданный козел. Но на ваш вопрос я ответил честно.
- Мда? – Кенпачи задумчиво запалил свою трубочку и выпустил длинную струю дыма. – Ты, Аясегава, тоже тот еще ублюдок.
- А как солдат?
- А я не знаю. Вот Иккаку – солдат. А ты какашка.
- Вы так говорите, словно это плохо.
- Ты меня бесишь.
- Вы меня тоже.
Они немного помолчали. Зараки пускал дым в воздух, а Юмичика просто смотрел на звезды, вдруг отметив, что здесь они такие же большие, как и в Руконгае – протяни руку и возьми. Просто смотреть надо чаще.
- Аясегава.
- Да?
- Ты меня не боишься?
- Нет.
- А почему?
- Да вы не страшный.
- И не ненавидишь?
- Не ненавижу.
- Почему?
- Потому что вы милый.
Кенпачи досадливо крякнул, почесывая затылок
- Я вот иногда думаю – ты злой или тупой?
- Возможно, и то и другое. Зато я красивый.
- Мда. Я раньше думал, что я должен побазарить с тобой десять минут, чтобы захотеть тебя убить. Я ошибся.
- В каком смысле?
- Пять минут. И я уже готов тебе ухи оторвать.
- Похоже наши отношения выходят на новый уровень, тайчо. Кстати, тогда почему вы все еще здесь?
- Не знаю. А ты еще повыгоняй меня, чувырла.
- Нет, что вы… Мне просто интересно.
- Заткнись.
- Слушаюсь.
Они больше не сказали друг другу ни слова – и через полчаса Зараки молча покинул «насест». Юмичика же так и погряз в размышлениях, где ему теперь взять рукав. Когда он убегал от толпы разъяренных рядовых, его кто-то все же успел схватить за косоде, и в выборе между спасением жизни и спасением формы пришлось таки пожертвовать куском ткани. Впрочем, свою миссию он выполнил – драку прекратил. А когда они протрезвеют, то глядишь и простят его за разбитые пол-литра.

Было очень наивно предполагать, что ему дадут самозабвенно предаваться скучанию по другу всю эту неделю. Стоило Юмичике где-нибудь устроиться в поэтической позе и собраться посвятить время светлой печали, как возле него непременно нарисовывался Такео, причем в последнее время исключительно со сладостями. Где только брал – в одиннадцатом всяческие «ништяки» водились исключительно возле Кусаджиши-фукутайчо. Юмичика, правда, стеснялся сказать, что сладостям предпочитает скорее соленые анчоусы, но ухаживания так или иначе были приятны. Хоть и приходилось кое-чем жертвовать… Но в простеньких ласках, в сущности, не было ничего криминального, а что-то большее за конфеты он еще продавать не намеревался. Поцелуи в его голое плечо пока еще были самым откровенным действом между ними. А до чего дойдет потом – ну так это будет потом… Так далеко заглядывать незачем, если хочешь сохранить легкое отношение к жизни.
Если бы он знал, что произойдет через несколько дней, он бы предпочел дать этому бедняге без всяких конфет во всех возможных позах хоть на крыше, хоть посреди плаца. Если бы это хоть что-нибудь могло исправить.

- Значит так, - капитан шел к воротам быстро и размашисто, подхлестывая полами хаори пухлые облака пыли, вздымающиеся из-под ног. – Иба, расскажи всем, кто не в курсе.
- В Руконгае засекли подготовку к мятежу. В шестьдесят четвертом районе волнения, похоже на то, что собираются идти в первую десятку, а потом и к воротам. Не факт, что сегодня, но кое-что подсказывает.
- Интересно, почему шестьдесят четвертый? Почему не из семидесятых? – Оониши, шествующий рядом с Юмичикой, залихватски перебросил самокрутку из одного уголка губ в другой. – Не пойму.
- Ты не жил в Руконгае, Такео, - Аясегава шел, скрестив руки на груди и задумчиво улыбаясь. - Потому и не понимаешь. В последних районах жизнь настолько… другая, что там уже давно не думают о первой десятке. Там выживают за счет друг друга. К тому же не строят лишних иллюзий. Хоть шинигами для здешних ребят – всего лишь несмешная байка, они прекрасно понимают, что любая попытка провалится. Там своя мудрость, но она присутствует. А шестидесятые районы – уже другое. Там еще надеются на что-то. Они недостаточно хорошо живут, чтобы быть нормальными, но и недостаточно плохо чтобы избавиться от глупой жадности.
Зараки не выдержал и ухмыльнулся, обернувшись к нему.
- Во, слухайте, салаги. Аясегава, мож тя в академии сдать, будешь там молодняку про Руконгай задвигать.
- Спасибо, тайчо, - Юмичика хмыкнул и повел плечом. – Но я бы не пошел. Я плохой оратор.
- Рот закрой… оратор. Значит так, Иба, ты с северной стороны стоишь, Оониши, ты южнее – там и вот там, на юго-восток не меньше пятидесяти человек поставь, чтоб плотнее. Ясно все?
- А вы куда, тайчо? – Такео словно бы невзначай притерся к Юмичике поближе, задевая запястьем его поясницу. Тот едва заметно оттолкнул его бедром.
- Я куда надо, не ваше дело. Вы стройте пока своих. Аясегава, иди-ка сюда, - Кенпачи двинулся вперед и смел Юмичику с места как сухую травинку, остановившись только тогда, когда весь отряд остался в стороне. Там он взял его за плечи и заговорил, склонившись к самому уху.
- Слухай внимательно, чтоб я два раза не повторял.
Юмичика кивнул, ощущая затылком голос и дыхание капитана, взгляд его бесцельно уперся в белую стену.
- Мятеж – брехня. Не было никакого заговора. Но этому придурку не говори.
- Но тайчо…
- В этом районе вырезали почти весь патруль. Сняли часовых, закололи как коров. Как они это делают, пес его знает, но пятнадцать рыл из третьего уже в земле лежат. Вот нас и послали.
- Почему не говорить?
- Потому что ребята простые – им скажешь, они пересрут и весь район повырежут даже если им кто фигу покажет. А если мы смотреть будем, словим прям за руку.
- Нас подставляют, тайчо? Дождетесь, пока кого-то снимут?
- Заткнись. Сказано сделать так, с претензиями к деду иди. К тому же, я тебе сказал, мы рядышком, чуть какая тревога – всех заластаем.
- А зачем мне говорите?
- Затем. Ты меня понял – не трепись. Этот вот – дурак, так что ему ни слова. Все, чеши. Ну?
- И рад бы. Вы меня держите, тайчо, - Юмичика слегка передернул плечами, на которых лежали огромные ладони. Кенпачи тут же одернул руки, словно держался за раскаленное железо.
- И если спросит – я тебе мораль читал.
- Какую еще мораль?
- Какую-нибудь, сам придумай. Например, чтоб ты себя за жопу хоть на задании не давал хватать. Все, иди.

- Такео, почему ты не на посту? – Аясегава был не то что зол – скорее, эмоционально вымотан постоянным нервным напряжением. Зараки был прав – зная об истинном положении вещей, он не способен был успокоиться, и на каждом углу чудились неимоверные ужастики, от неведомо каких умелых шиноби до монстров с умением убивать одним взглядом.
- Да Юми-кун, ну такая тишина кругом… По-моему, только страху нагнали. Никакого мятежа по-моему, вон все сидят тише мышей. Обыкновенный патруль трубим, чего только было так стращать всех…
- Извини, Такео, но ты дурак, - Аясегава привалился спиной к стене, потирая ладонью напряженную шею. – Самое худшее, что может происходить в таких вот районах – это тишина. Обычно здесь круглые сутки гудят. И сейчас, если ты ничего не слышишь, это еще не значит, что ничего не происходит. Иди на пост.
- Брось, Юми… Я попросил там присмотреть. Ну не могу я без тебя и час просидеть, вот что ты со мной делаешь, - ухмыльнулся Такео, но стило ему сделать шаг вперед, как Юмичика вдруг наполовину вытащил катану из ножен.
- Не подходи.
- Юмичика?
- Я сказал – не подходи ко мне. Хочешь торчать здесь – я могу пойти на твой пост, - Аясегава как мог пытался унять дрожь в коленях. Ему не верилось, что Оониши в самом деле такой дебил, и в голову закралась паническая мысль – а почему бы и не так, действительно? Был же Холлоу с парализатором – а почему не может быть монстра, умеющего контролировать разум, или там превращаться в кого угодно.
А от кого даже хорошие шинигами не ждут подвоха? От своих.
- Юми-кун, ты такой трусишка, - рассмеялся Такео, но больше приблизиться не пытался. – Ты может думаешь, что я и мятеж организовал?
- А вот сейчас проткну тебя, и узнаем… Я сказал, иди на пост! Ты командир, где твои мозги?
- Ладно, ладно, я завтра поговорим, когда успокоишься. Не бойся только так. Пока, занудка моя прекрасная.
Оониши пожал плечами и отправился прочь. Однако Юмичика, выждав пока он достаточно удалится, тихонько снялся с места и пошел за ним – в затуманенном страхом и недоверием мозгу однако созрел вполне рациональный замысел последить за командиром и проводить его до поста с целью хотя бы убедиться, что это не монстр.
В общем-то, Такео не выказывал пока никаких признаков собственного инородного происхождения. Своей обычной уверенной, довольно быдловатой походкой он топал по узким проулкам, насвистывая какой-то совершенно немелодичный мотивчик, и Аясегава уж было собрался плюнуть на свои партизанские замашки и отправиться восвояси, если бы в этот момент из-за угла не вырулила небольшая женская фигурка в пестром кимоно и не преградила «командиру» путь. Оониши остановился – о чем они с дамочкой беседовали, слышно не было, однако любой тертый руконгаец даже с такого расстояния и ночью смог бы распознать в девице проститутку, взглянув на нее не более одного раза.
Женщина явно обратилась к патрульному именно по профессиональному вопросу – ее маленькая ручка уже белела на его плече, ярко намазанные губы порхали возле уха юноши, сплетая – Юмичика знал не понаслышке – весьма заманчивые речи с обещаниями совершенно невиданных удовольствий… И когда Такео, покачав головой, мягко отстранил от себя девушку и пошел дальше, Аясегава вздохнул с облегчением. Чтобы в следующую секунду тихо ахнуть от неожиданности.
Девка сделала пару шагов вслед за Оониши – и вдруг скакнула ему на спину, молниеносно запустив руку себе в прическу, а затем резко прижав ее куда-то в область головы шинигами. Тот даже не вскрикнул – повалился наземь ничком, как мешок. А шлюха, не теряя времени даром, быстро обшарила его косоде, отвязала катану с пояса и скрылась за углом.
Уже потом, спустя много времени, Юмичика все возвращался мысленно к этому происшествию и понимал, насколько он сглупил. Стоило точно так же тихо последовать за женщиной, заластать ее где-нибудь по-тихому и волочь на дознание… Но в тот момент он сделал ужасно неправильную вещь. Совершенно и непоправимо ненужную.
Подлетев к лежащему на земле шинигами, он рывком перевернул его и вздернул вверх за грудки.
- Такео! Такео, козел, я же говорил… Вставай, не придуривайся. Слышишь?
Не выдержав, он изо всех сил наотмашь хлестнул того по лицу. Еще раз. И еще раз. Пока не понял, что Оониши мертв.
В ухе его, помимо серег, блеснуло еще что-то – Юмичика нахмурился, взялся кончиками пальцев за металлический кругляшок, потянул на себя – и вынул из уха сослуживца длинную, сантиметров в пятнадцать стальную шпильку.
Ну вот и оно. Если продолжать тему того, от кого патруль не ожидал опасности – от женщин. Ребята, стоящие здесь до этого, и тот же Такео, ожидали толп разъяренных мужиков с рогатинами, и не боялись поворачиваться спиной к одиноким проституткам. И кто его знает, может и к детям. Очень может быть.
И где же интересно, капитан – который «вот рядышком». Где он смотрит, куда? Сам-то чего ожидает увидеть? Убитых шлюхами шинигами? Профессиональных бойцов со шпилькой в ухе?
Аясегава отпустил наконец косоде мертвеца, поднялся на ноги и, живо вынув из-за пазухи сигналку, со свистом выпустил ее в небо.
И тут перед ним на землю, немного попав и на него, сверху что-то упало. Точнее, шлепнулось. А если еще точнее – пролилось. За долю секунды он оказался облит чем-то густым и теплым, и резковатый цветочный запах то ли к счастью, то ли к сожалению отменял все подозрения о том, что это просто кто-то выплеснул сверху горшок.
Юмичика отступил на шаг от темных брызг на земле, тронул шею и поглядел на ладонь.
Масло.
- Проблемы… - послышалось сверху, и едва он успел взглянуть вверх и увидеть на втором этаже домишка расплывчатые очертания чьей-то головы, в него уже стремительной искоркой прилетел горящий уголек.

- Планы ваши, хуяныыыы! – оглушительный рев сотрясал белоснежные стены в тихий майский полдень. – Продуманцы злоебучие! А с кем драться теперь? С блядями драться? А я говорил!
- Зараки-тайчо, - безуспешно пытался вклиниться в жгучий монолог Сасакибе. – План был, конечно, несовершенен…
- Говно трусливое этот план выдумывало! – орал Кенпачи, почти нежно отодвигая его от себя. – Командир, ты бля че хочешь со мной делай, я после этого по вашим планам хер буду воевать. Я больше своих так не подставлю. Не нравится – выгоняй. Я говорил! Говорил, согнать весь район и допрашивать как следует, а не засады сидеть, насиживать. И почему от них скрывать надо было? Чтоб не спугнули? Чтоб ни за что попередохли?
- Зараки-тайчо, успокойтесь пожалуйста, - попытался остановить его новоиспеченный капитан Айзен, посылая главнокомандующему сочувствующую улыбку – мол, с деревенщины что взять, анализы и те плохие. – Если вы сбавите тон, хуже никому не станет, даже наоборот, ваши доводы обретут большую весомость.
- Я те щас успокоюсь. Я те щас так успокоюсь, ты у меня спокойный будешь в фундамент закатан. У меня троих за ночь закололи и одного всего суродовали, какие в жопе доводы? Если б не сигналка, мы б так и сидели как сраные вороны, ни хера б не заметили.
- Да, вы так снова и не отдали пострадавших солдат в четвертый отряд? – Ямамото медленно прошелся взад вперед, легонько постукивая посохом.
- И не отдам. Скажите спасибо, что так пустил. Я еще раз повторил – больше по-вашему я делать не стану. Если покажется, что план говно, хрен вы меня заставите.
- Однако миссия выполнена, Зараки-тайчо, и выполнена практически безупречно. Сотайчо приказал объявить вам благодарность. - как можно более спокойно постарался произнести лейтенант первого отряда.
- Печку ей топите, благодарностью вашей, - буркнул Кенпачи и, развернувшись, без разрешения пошел прочь с собрания капитанов. Все выжидающе уставились на Ямамото – но тот даже не смотрел в сторону дзюичибантай тайчо.


Иккаку еще издалека заметил силуэт капитана возле главных ворот – и, улыбаясь во весь рот, припустил почти бегом, сгорая от нетерпения.
- Тай-чо! – весело отсалютовал он, поудобнее перехватывая сверток под мышкой. – Отдыхаете?
- Типа того, - Кенпачи отнял ото рта трубку. – Ну что, рядовой Мадараме, как там на грунте, пиздато?
- А то! Ни дня без махача. Уж я не знаю, чего они так лезли, но прям занпакто не остывал. А вы тут как чего, спокойненько все смотрю?
- Спокойненько. Чего это у тебя?
- Это? – Иккаку взял в руки квадратный сверток из шуршащей серой бумаги и пару раз крутанул его. – Эт Юмичике я взял. Он жалится мне без конца, что не цветное все, я вот взял да и припер… зачем – хрен его знает. Носить все равно некуда… а пусть лежит, сошьет себе что-нибудь, - с этими словами он размотал сверток и выудил наружу обыкновенный кусок ткани. Точнее, не совсем обыкновенный – оранжевый огонь полыхнул в полуденном воздухе особенно ярко, и Зараки даже прижмурил один глаз.
- Вон оно че… Ну ясно. Цветное любит?
- Любит, еще как любит. Ну так я пойду уже подарю скорее, соскучился не могу.
- Ты это, погоди, - капитан, к вящему изумлению Мадараме, выглядел несколько растерянным. – Слышь, а можт этава… ну давай я ему передам, а ты пока не ходи?
- Тайчо? – насторожился Иккаку.
- Бля… засада конечно… а ладно, что я тут в общем-то…
- Тайчо, это что еще за херня? Чего у вас тут случилось?
- Пошли, - Зараки устало махнул рукой и поднялся. – И правда, какая разница. Не умею я.
Мадараме не задавал лишних вопросов, пока они шли по территории, и лишь когда миновали почему-то казармы, все-таки не выдержал и выразил свое удивление. Однако Кенпачи по-прежнему молча провел его к маленькому одноэтажному домику, который при прежнем капитане принадлежал ныне беглому лейтенанту, а при новом тайчо за ненадобностью пустовал, и там пропустил его вперед, прислонившись к косяку и вынимая из-за пазухи трубку.
- Туда, тайчо?
- Туда, туда.
Иккаку, уже совсем хмурый и настороженный, осторожно взялся за створку седзи и не спеша отодвинул в сторону, сделав шаг внутрь домика.
Взору его предстала просторная светлая комната, практически совершенно пустая, если не считать свернутого футона возле стены и низенького столика ближе к окну – возле которого боком к ним в позе лотоса восседал человек в одних хакама. Торс его был перемотан бинтами практически полностью, открытой оставались лишь шея и небольшая часть спины.
На коленях человека лежала катана, и мерный вжикающий звук полировального камня только и пронизывал царящую в комнате тишину.
- Юмичика? – неверяще переспросил Мадараме, без труда узнав тонкую фигуру друга, но с сомнением глядя на большой кусок белой шелковой ткани, повязанный у него на голове на манер банданы. Белоснежные складки струились по плечам и спине, и все выглядело так, будто он недавно вымыл голову и замотал тканью мокрую шевелюру.
Аясегава резко обернулся и поменялся в лице.
- Тайчо… - почему-то обратился он к Кенпачи, жалобно выгибая брови.
- Чего я тебе, караул что ли… он бы все равно прошел, - Зараки с преувеличенным старанием набивал трубку.
- Юмичика, ты чего это весь замотанный? – Мадараме бухнулся на пол напротив него. – Вы мне расскажете чего-нибудь?
- Ничего, друг, пустяк – это снимут. Сказали, даже шрамов не останется, - Аясегава улыбнулся и снова вжикнул камнем по катане.
- А было-то что? - Иккаку протянул руку и двумя пальцами провел по забинтованному плечу. А потом взялся за край тряпицы и стянул ее с головы друга.
Юмичика не сопротивлялся – только безучастно смотрел куда-то в угол комнаты. А Мадараме почти не выглядел удивленным – только зрачки сузились, когда увидел торчащие неровными клочками, а кое-где и вовсе отсутствующие до залысин и ранок остатки волос.
- Такая фигня, да?, - не выдержав столь продолжительного молчания, Аясегава неловко потыкал себя пальцем в висок. – Ну, я это частично сам…
- Говенная была операция… - Зараки, так и стоящий, прислонившись спиной к косяку. повертел в руках трубку, словно не зная, что с ней делать.
- Да что вы, тайчо, нормальная операция… Кто же знал, что они после сигналки полрайона спалят. Нервный народ пошел… В конце концов, вы же успели, не так ли?
- Да давай, за каждый раз как я тебя вытаскиваю, по медяку из зарплаты мне гони. Буду толстый и богатый.
- Договорились, тайчо. А за это вы подарите мне пакет… на голову. Дырочки только не забудьте прорезать, чтоб смотреть… - Юмичика улыбнулся и настойчиво потянул ткань из рук Иккаку. Однако, неожиданно встретив сопротивление, закусил нижнюю губу и дернул сильнее. Некоторое время они перетягивали тряпку друг на друга, пока Иккаку с абсолютно каменным лицом не вырвал ее и, скомкав, не отшвырнул в сторону.
- Ну ни фига себе, друг, - выговорил он, положив руку ему прямо на ухо и большим пальцем поглаживая висок.
- Что? – глаза Юмичики беспокойно метнулись по его лицу.
- Ну ни фига себе какой ты красивый. У тебя уши такие охуительные – а я раньше и не видал.
Он медленно огладил рукой висок, переместился к затылку – и за него притянул друга к себе, уткнув его лицом себе в плечо.
- Ушел, еб твою мать… - бормотал он и гладил его одной рукой по макушке, другой по шее. – Оставь вот тебя одного. Недотыкомка…
Вцепившийся другу в косоде Юмичика пару секунд не шевелился – но потом обмяк и обнял, устало привалившись к нему всем телом.
Капитан покосился на них, выпустил особенно густой клуб дыма и вышел наружу, тихо задвинув седзи.
- А я не спрашиваю, как ты поработал, - Юмичика немного повернулся, чтобы высвободить лицо и иметь возможность говорить. – Расскажешь?
- Охрененно. Веселился каждый день, аж балдел, жаль вот тебя только не было. Так бы и на подольше там остался – постоянно всякие хреновины вылезают. Я и не знал, что некоторые из них вроде как разумные – эти самые сильные… Зубы начинают заговаривать. Только мне отчет надо писать… а я уж забыл половину! Надо было там по ходу записывать… Ты погоди, ты лучше скажи – это ж лейтенантская хата, да? Тебе что, ее отдали?
- Не знаю, надолго ли, я здесь лежал когда совсем болел, ну и потом Зараки-тайчо был так любезен, что позволил мне остаться тут и ночевать… Чтобы в общей казарме от моего вида никому кошмары не снились.
- Хватит ерунду молоть.
- Ну вообще-то это он так и сказал, - хихикнул Аясегава.
- Ах вон оно что. Ну Зараки, я не ожидал. Правда не ожидал, что он тобой так проникнется.
- Брось!
- Дурень, включи свое хваленое знание руконгайского менталитета. Мы же ненавидим привязываться – особенно к тому, кто каждую минуту одной ногой в могиле… сволочь ты. Еще раз вот так подставишься на задании, я лично попрошу Зараки поставить тебя в пожизненный наряд на кухню, чертов камикадзе. Что значит ты сам вот это – сам отрезал? Под мясо?
- Даэээ… пришлось, из-за огня – затрещали уже, если б сгорели, тогда все лицо бы… Иккаку, - Юмичика поднял голову и вдруг тронул пояс друга. – Слушай… а ты меня хочешь?
- В смысле? – слегка опешил тот, уставившись на пальцы, медленно-медленно распускающие узел.
- Вот прямо сейчас. Ну, вот такого вот – не хочешь, нет? Я знаю, что я сейчас представляю из себя довольно жуткое зрелище, иии… если что, пойму.
- Чего ты поймешь, дура, - Мадараме, насмешливо улыбаясь, взял его за предплечья и немного отстранил. – Хотеть-то я тебя хочу, только ты ж раненый.
- Я только сверху раненый, и в конце концов мне совсем не больно, только если специально не раздирать все… Вот, ты уже оправдываешься…
- Ну тогда не ной, если я тебя трахну.
- Ну ведь не из жалости же ты это сделаешь? – все еще подозрительно спросил Юмичика, когда рука друга уже вцепилась в пояса хакама.
- Я бесхитростный парень, кореш, если я кого-то не хочу, у меня, извините, и не встанет. Их жалости я как раз с этим подождать хотел, но ты не оставляешь мне выбора, развратник этакий…
- Ты – моя карма. В конце концов, ты единственный, кто может делать это со мной, и при этом до сих пор остаешься в живых. К этому нельзя не прислушаться. Возможно, у тебя в самом деле иммунитет… Так что похоже мне, чтобы не угробить еще больше народу, не стоит менять свои привычки.
- Я бы не сказал, что это так уж плохо звучит, - честно признался Иккаку, отбрасывая свою форму комком в сторону.

А в это время в кои-то веки вошедший в свой кабинет капитан Зараки, разгладив на столе два смятых листа бумаги и закусив от сосредоточенности кончик языка, собственноручно написал и подписал приказы о назначении Мадараме и Аясегавы младшими офицерами одиннадцатого отряда – за отличия в выполнении заданий чрезвычайной важности.