Кира нахмурился, но не более. Уверенность не уходила из его взгляда даже в такие моменты.
- Странно... Знаешь, я подал заявку на твой перевод еще месяц назад.
Айзен подал раньше. Все изначально было предрешено, однако это не помешало Соуске дразнить его, вести по ложному пути, привязать к себе даже крепче, чем Гин был привязан к Кагекио. Его с Айзеном связывала далеко не простая ненависть. Стыдно было вспоминать, что именно со слепого обожания началось знакомство с Соуске. Все вместе давало гремучую смесь из невозможности уйти и неконтролируемого желания отомстить. Отомстить хоть как-то, любым из возможных способов.
- Гин, - окликнул его Кира, но тот упрямо смотрел вниз. - Слушай, Гин... знаю, сколько это значило для тебя, но перестань так убиваться. Эй, ты меня слышишь? Посмотри на меня, - он утешал его, пускай видел, что Гин кусал губы от унижения перед самим собой. - Ты думаешь, я с самого начала поступил в третий отряд? Нет, отправили в восьмой, года на два, но как вспоминаю... ерунда это все. Не знаю, почему ты так не любишь Соуске, но даже если так - он тебе не враг.
Не враг. Так кем ему был Айзен? Отравив всю его жизнь, тем не менее, он сделал больше, чем другие. Но не больше, чем Кира.
- Теперь он твой капитан.
От этих слов к горлу комом подступила обида, чудовищная обида, глодавшая изнутри, заставляющая отворачиваться и чаще моргать. Да нет же, он не будет...
- Он твой капитан, - проговорил Кира медленнее, увидев, что слова дошли до Гина. Он думал, что его опустившиеся плечи значили понимание, а вовсе не глухое отчаянье. - Тебе придется с этим смириться. Но даже если пройдет месяц, два, год, а тебе все еще будет не по себе - ты сможешь перевестись, когда все уляжется. Я уверен, он напишет для тебя хорошую рекомендацию.
Точно такую же, как при окончании Академии. Официальное позволение бездарности пойти под его крыло, в отряд, известный самым добродушным капитаном, не настаивающим на изнуряющих утренних тренировках, понимающим всех и каждого.
- Гин, Айзен-тайчо не изверг, тебя может пугать его излишняя услужливость... честно говоря, она и меня поначалу напрягала, но худшее, что с тобой у него случится - пролежишь в четвертом отряде пару часов после легкой стычки с пустыми. Честно говоря, Соуске намного умнее меня, у него в отряде самая низкая смертность, даже меньше, чем у Уноханы-тайчо. Он каждого бережет, он знает, кто чего стоит, кого куда следует направлять. И, конечно же, он знает, чего стоишь ты, Гин.
- Это не так, - ясно проговорил Ичимару. Просто в какой-то момент ему стало физически трудно терпеть эти слова. Кира не знал, как ошибался, он стоял на противоположном конце от правды, он видел только ту сторону медали, которую демонстрировал всем Айзен. Он был на стороне Гина, но никогда не поверил бы кому-то, заявившему столь нелепое, глупое, недоказанное. В лучшем случае посмеялся бы, а в худшем... в худшем поглядел на Гина так, как сейчас. С немым укором, не требующим объяснений.
- Все так, Гин.
- Вы ошибаетесь, Кагекио-сан.
- Расскажи мне, в чем?
Он смотрел на него. Боже, как же пристально он смотрел. Он видел его насквозь, всю трусость и слабость, так почему же не видел ложь, которую принял за правду?
- Что ты так давно хочешь мне сказать?
Расскажи ему. Расскажи ему, и все закончится.
- Я не могу, я...
Кагекио сделал то, что не должен был. Быть может, все закончилось бы - Гин смолчал, ничего бы не случилось, но вдруг в каком-то порыве жалости Кира положил ладонь ему на затылок, прерывая бессвязный бред. Гин не отпрянул назад только потому, что держали - капитан смотрел на него слишком близко. Разрушая последние границы, ломая последнюю защиту. У Ичимару перехватило сердце, он сжимал и разжимал пальцы, не решаясь оттолкнуть его или схватить за рукав.
- Послушай меня, - серьезно проговорил Кира. Он смотрел в глаза и говорил с большим доверием, нежели кто-либо за всю жизнь. - Мне не все равно. Я не знаю, что произошло, и если не знаю, значит не надо. Ты можешь злиться на меня, что я не из Руконгая, что не прошел то, через что ты...
- Вовсе не поэтому...
- Тогда я не понимаю, почему. Знаешь, что спросил у меня на днях Кёраку? «Что ты носишься с этим оборванцем?». Я хотел ответить, но не смог. Сам не знал, почему. Шизука рассказывала, что в детстве ты был еще хуже. Кажется, мы даже встретились с тобой тогда: я порядочно испугался, увидев тебя ночью на пороге - думал, смерть за капитаном пришла, призрак какой, худой и бледный, ан нет. Ты, оказывается, еще тогда знал Соуске. В этом дело, да?
Не в этом. Гин осознал это так внезапно, что дернулся назад, стыдясь, ненавидя, презирая себя. Дело было не в Соуске. Не в Хогиоку.
Из-за Айзена он мог бы умереть, тот имел власть незаметно выманить его из Сейрейтей, он мог бы уничтожить его под носом у первого отряда, как тогда офицеров - никто бы не заметил. Но только теперь Гин понял, что не был в полной его власти. Оставалось что-то, что давало ему силы существовать до сих пор, что-то, что не позволяло отчаяться. Дожить хотя бы до этого момента. Мог бы Гин ради такого пройти все еще раз?
Кагекио был причиной. Кагекио был с ним рядом, и Гин сходил с ума.
- Я имею право знать.
Имел, но Ичимару не мог себе позволить сказать.
- Что с тобой происходит?
Как он мог понять? Тот, кого ждет любимая жена, у кого все просто не может закончиться плохо, кто сам создал свое счастье, которое не сможет разрушить Гин. Даже вторгнувшись сейчас в его мир и перевернув все вверх дном.
- И даже если кажется, что все плохо - уже завтра проснешься и взглянешь на все другими глазами. Готов поспорить, увидев твои способности, Айзен совсем скоро назначит тебя офицером, а там и до лейтенанта недалеко. Ты же этого хотел? Или тебя так расстраивает другая цифра? Не думай, что это что-то изменит, Гин, - он никогда не фальшивил, когда улыбался. У него было множество оттенков улыбок - и радостная, и нахальная, и самая заразительная из возможных, и настоящая, живая, не исполненная лживой доброты, на которую Гин вдоволь насмотрелся, а естественная, какой улыбаются только очень близким людям. - Двери моего дома для тебя всегда открыты. Можешь приходить, даже вечером, как сейчас, Шизука будет вопить, но ты и так не очень-то ее жалуешь. А она, кстати, о тебе постоянно спрашивает - не знай я ее, начал бы ревновать, но на деле она переживает не меньше меня.
Невыносимо трудно и больно быть здесь третьим лишним.
- И все-таки я понял. Так, наверное, стоило ответить тогда Кёраку, но не сообразил, растерялся, а язык у меня не такой уж и острый. Дело в том, что нет причин. Не ищи их, Гин, иначе это заведет тебя в слишком далекие дебри, - признался Каге; было ясно - хотел уберечь от того, что испытал на личном опыте. - Прими это как данность. Если тебе нужно помочь, я помогу. Мне все равно, что ты недоговариваешь. Знаешь, я давно понял, что ты не очень-то веришь в людей, не знаю почему, но, наверное, повод у тебя действительно есть. И если ты все-таки ищешь причины, если тебе так легче, то придумай самую корыстную из возможных. Считай, что мне мало Шизуки, Изуру, считай, что я хочу, чтобы ты был рядом. А если хочешь приучить человека к себе, лучше приучать его с самого детства - это всем известно, так легче, так спокойнее, так он никуда от тебя не денется.

У Ичимару все поплыло перед глазами, но лицо Кагекио различалось так же ясно, можно было рассмотреть до единой детали. Знала ли Шизука, какие необычные у ее мужа глаза? Тоже голубые, но с темной четко очерченной радужкой. Обращала ли внимание, что, несмотря на его светлые волосы, ресницы были несколько темнее, замечала ли, как изогнуты брови, как чуть приподняты у начала, что делало его моложе, даже когда он хмурился? Конечно, знала. Конечно, так же близко рассматривала его лицо. Конечно, любовалась так же, как Гин сейчас, много-много раз.
- Ты это хотел услышать? В чем бы ни была проблема, она решится сама собой, ты сам скоро это поймешь. Служба даже в нелюбимом отряде - просто служба, как учеба, ее не выбирают, а выбирают тех, с кем ты будешь отдыхать от этой службы. Успокойся и посмотри на меня, - попросил Кира. - Эта причина была тебе нужна? Не эта - давай придумаю другую. Только, знаешь, все они будут сходиться в одном. Я просто не хочу, чтобы ты куда-то уходил, Гин.
Вот он - решающий удар. Ичимару не выдержал и все-таки сорвался.
Лопнуло, как перетянутая струна, видимое равновесие, наружу устремилось все, что сдерживали эти прозрачные стены. Защипало глаза, но Гин не отвернулся.
Вот оно как бывает. Так не вовремя...
- Гин...
Кагекио не стал его отпускать. В нем самом что-то поменялось, в его взгляде появился вопрос, но он сам нашел ответ. И не испугался, не оттолкнул его, он все понял, пусть не принял. Это ставило точку - большую, четкую, окончательную точку в конце всех предложений.
У Гина текли слезы, как у ребенка.
- Хватит, - строго наказал капитан и потянул его к себе, но Гин уперся ладонями ему в грудь, сопротивляясь. - А ну перестань, черт тебя дери! - зарычал тот и прижал к собственному плечу.
Ичимару не успел убрать руки, ему было неудобно, сложно дышать через капитанское хаори, но он боялся двинуться, чтобы не разрушить хрупкое равновесие, мнимую связь между ними - им, утирающим слезы, и Кирой, державшим его так, словно тот хотел убежать. А Гин бы мог. Вырваться и припуститься со всех ног куда глаза глядят - разумнее, лучше и легче всего.
Какая жалость, что он всегда был слишком глупым для таких вещей.
- Успокойся... - тихо-тихо проговорил Кира у него над ухом. Не просьба, не приказ, не желание поскорей избавиться от обрушившихся проблем, так же это было? - Успокойся, давай... Пройдет все, шинигами долго живут, тебе надоест на пятом десятке. Мне тоже надоело, а тут вот...
Гин хотел ответить, и не мог. Что-то мешало, глодало его, сжимало горло всякий раз, когда он открывал рот. Держало его в невидимых тисках страха увидеть разочарование. Оно отравляло ему жизнь и, одновременно, было чем-то слишком большим и непостижимым, чтобы можно было отвергнуть это.
- Все пройдет.
Выкинуть из головы, как все незначительные мелочи, сделать вид, что все по-прежнему, не было сил. Теплая ладонь лежала на его спине, согревая, унося ото всех проблем и одновременно обещая, что они убьют Ичимару, стоит ему выйти из короткого забытья. Не было пути назад. Кира все понял, когда Гин повернул голову, прикасаясь щекой к его косодэ. Он все понял, когда Гин вдохнул его запах, когда закрыл глаза и тихо выдохнул, до боли сцепив собственные руки. Ему было спокойно и тревожно. Ему хотелось и смеяться, и кричать. Ему хотелось попробовать, какова эта забота, ему хотелось получить ту же нежность, ему хотелось увидеть тот же взгляд, какой видели ненавистный кирин ребенок и его чертова жена - они не заслужили этого.
- Мне кажется, что не пройдет, - прошептал Ичимару ему в плечо.
Капитан вздохнул.
- Пройдет, Ичимару.
- А если нет?
Каге молчал, молчал впервые в жизни, не находя ответа на такой простой вопрос. Молчал, а у Гина все разрывалось в груди.
- Я не знаю, - наконец ответил он. И затянулся из трубки. Запахло дымом, вечернее благоухание сада исчезло, но даже запах табака не был неприятен. - Прости. Действительно не знаю, Гин.
Он был прав, решений у этого не существовало. Капитан надеялся, что он справится с этим, а Гин даже не представлял, как признаться в подобном перед самим собой.
Так просто и так страшно.
Он по уши влюбился в Киру.

TBC.