@темы: General, R, Ориджинал

@темы: Ai no Kusabi, R, Слэш

@темы: NC-17, Ориджинал, Слэш

@темы: Ai no Kusabi, AU, Слэш, PG-13

@темы: Мор. Утопия, джен, Редкий фэндом, Action, R

@темы: Мор. Утопия, джен, Редкий фэндом, Action, R

@темы: NC-17, Ориджинал, Слэш

@темы: NC-17, Ориджинал, Слэш

Автор: Ауренга
Фэндом: Сверхъестественное
Пейринг: Аластор/Дин, Дин/Кастиэль
Рейтинг: R
Дисклеймер: чужого не надо, своего хватает.
Предупреждения: жёсткая AU от 5.03-04. Я совершенно уверена, что Крипке ничего подобного не затевает

Нелинейное время

...Время убийц и влюблённых, волков и сов,
в лиственной тонкой резьбе проступают неведомые черты.
Сети из тени и света легли на твоё лицо,
близкое мне до дрожи, до немоты.

Спи.
Мы вели друг друга через такую тьму -
девять кругов молчания; глядя в беззвёздную эту муть,
я слишком помню всё, и вот почему
я не могу уснуть,

а всё пытаюсь настроить струны и перенять...
Ты мне обещан - кто скажет, на сколько лет,
месяцев,
дней,
часов?
Обними меня.

Не выключай свет.

(с)Ракель Напрочь

читать дальшеИзвестно, что бывает, когда в тело человека вселяется демон: повышается температура, ускоряется обмен веществ, ткани регенерируют быстрее. Сокращается время реакции. Отключается болевой синдром.
Когда тело становится вместилищем для ангела, время для него словно застывает. Раны также закрываются мгновенно, но это не насилие над плотью, а чудо, и оно не оставляет следов. В опасности только разум, которому нелегко принять посланца небес: некто слишком чуждый, слишком великий.
Даже успешный экзорцизм оставляет жертву демона калекой – но калекой в здравом рассудке. После того, как удалится архангел, коптить небо останется абсолютно здоровый овощ.
Думать об этом неприятно.
Поэтому Дин думает о другом. О забавных мелочах. Например, о том, что у ангельских «сосудов» перестают расти ногти и волосы. Щёки Джимми Новака навеки останутся небритыми, если только не натолкнуть Каса на мысль это исправить. Впрочем... необязательно. Ему идёт.
Кастиэль стоит у окна и медленно крутит в пальцах перо.
Некоторое время Дин наблюдает за ним, потом шутливо спрашивает:
- Линяешь?
Ангел недоумённо оборачивается.
- Что?
- Перья. Крылья. Ангелы, - поясняет Дин и задумчиво шевелит пальцами в воздухе. – Ну это... Ассоциативный ряд.
На пару секунд взгляд ангела становится озадаченным. Потом Кастиэль хмурится.
- Дин.
- Хорошо-хорошо, - покладисто отвечает тот. – Больше не буду.
Ангел опускает занавеску. Пера в его руке больше нет.
- Это голубиное перо, - поясняет он в ответ на вопросительный взгляд Дина. – Голубь – символ Святого Духа. Дин. Я хотел спросить тебя.
- О чём?
Кастиэль замолкает. Склоняет голову, подбирая слова. У него потерянный вид, беззащитный, как у ребёнка. Не вяжется с ангельским чином и мощью солдата Небес.
- Когда человек думает, что ему... недолго осталось, он идёт... предаваться пороку? Так?
Дин озадаченно скребёт в затылке. Тот поход в бордель ему, похоже, ещё не раз припомнят.
- Ну, некоторые идут, - примирительно отвечает он.
- Зачем? – серьёзно спрашивает Кастиэль.
Дин хмыкает и смущённо откашливается.
- Ну, это весело.
Кастиэль качает головой.
- Это не весело, – и тут нечего возразить.
- Это приятно, - предполагает Дин.
- Это не очень приятно, - печально говорит ангел.
Тут приходится хорошенько поразмыслить. Дин неловко улыбается. Почему-то кажется вдруг, что он разговаривает с Сэмом, нытиком Сэмми восьми лет отроду... но быстро проходит.
- Чтобы отвлечься, - говорит он. – Чтобы забыться, хотя бы ненадолго. Чтобы не думать о чём-то очень страшном.
Кастиэль опускает взгляд.
- Я понимаю.


0.

Это началось с Чака.
По крайней мере, хочется так думать.
У Анны были все шансы успеть первой. Вероятно, она первой поняла, что происходит, первой сориентировалась и заняла позиции, у неё с самого начала было кое-что за душой (тысячелетний опыт, мощь, ангельская проницательность и слух, способность мгновенно перемещаться в пространстве и устрашать демонов одним своим появлением – ничего не скажешь, немалый бюджет на спецэффекты). Но ей всё равно пришлось здорово потрудиться перед тем, как собирать урожай.
Чак, конопляная головушка, пальцем не пошевелил.
Сказать бы, что ему упало с неба, но это по теперешним временам оксюморон.
Стечение счастливых случайностей, вот и всё. Пока мир играл в шахматы, Чак Ширли дулся в покер. Потом мир внезапно решил сыграть в покер, а у Чака на руках как раз оказался флеш-рояль.
И он стал первым.
То есть, конечно, не он лично. Если говорить о мистере Ширли, то он ещё очень долго оставался Пророком и предвестником конца света (должность почётная, тягостная, зато временная), находился под архангельской защитой, неделями не выходил из дома и не мылся, много писал и ещё больше сочинял. Тут ему тоже в каком-то смысле повезло. Если бы эта идея пришла ему в голову, то представилась бы не руководством к действию, как Анне, а одним из бесчисленных фантастических сюжетов, и Чак, профессионал, без сожалений отправил бы её в мусорную корзину – за неформат.
Первым стал Карвер Эдлунд.
Началось именно с него. У него было всё, что нужно. Во-первых, он не существовал, вернее, существовал условно и опосредованно; во-вторых, у него имелся круг преданных поклонников, абсолютно искренних и бескорыстных, одержимых и готовых на него буквально молиться; в-третьих, среди его верующих уже возникла своя иерархия, свои свидетели, толкователи и ересиархи; в-четвёртых...
Впрочем, это уже не важно.
Принялся за дело Третий Всадник, Голод, и разразился финансовый кризис. Миллионы людей в Соединённых Штатах оказались выброшенными на улицу. Случился бунт в лагере бездомных под Лос-Анджелесом, и его подавляли войска. Ураган «Марджори» окончательно стёр Новый Орлеан с лица земли. Исламские террористы разбросали по улицам Нью-Йорка листовки, заражённые вирусом Эбола. Со всем этим более или менее успешно справлялось демократически избранное правительство.
А Чак позвонил Миссури Моузли. Перед этим его шесть часов колотило в пророческом экстазе на полу в туалете, он прокусил себе язык и еле держался на ногах; в целом, ему было решительно всё равно, существует Миссури в действительности или он её сочинил. Миссури же ничуть не удивилась и посоветовала ему раздобыть водительские права на имя мистера Эдлунда.
На будущий облик мира это повлияло больше, чем то, о чём кричали передовицы газет.


99.

На тенистой улочке, напротив крохотной закусочной под сенью ив стоит Шевроле Импала. Возле Импалы отирается Дин Винчестер и жуёт гамбургер, по привычке откусывая столько, сколько влезает в рот. День жаркий, пиво уже нагрелось, тоска. На дворе конец света, и гадости вокруг, вне сомнения, больше, чем обычно, но мир особо не торопится гибнуть. Тут, на Юге, к примеру, сущий рай. Если не считать тёплого пива, конечно.
Сэм с утра сидит в библиотеке местного университета. Всё как в старые добрые времена, словно и не было ничего... Слишком много задач, поэтому пришлось разделиться. Да, сейчас лучше поостеречься, без крайней необходимости не выпускать друг друга из виду, но тренированное чувство опасности не просто молчит – спит как убитое.
Это странно.
Собственно, это и привело братьев сюда. Шарлотта, «маленькое яблоко», младшая сестра Нью-Йорка. Последнее время здесь очень тихо. Совсем тихо. Не в том смысле, что город вдруг обезлюдел, а скорее наоборот. Подозрительно благополучно. Чрезвычайно безопасно. Об этом даже в новостях упомянули, и в Шарлотту потянулся потихоньку народ из депрессивных штатов – но к росту преступности это пока не привело и демоны Шарлоттой не заинтересовались.
Позавчера Винчестеры уезжали из Города Мёртвых. Вот там было жарко. Застройщик возвёл несколько кварталов, оснащённых по последнему слову техники, но не продал в них ни одного дома – люди перестали покупать дома. В пустые жилища явилась всякая мерзость, а вокруг полным ходом продолжалось строительство.
Сегодня Дин узнал новое слово, «викиальность», и размышляет на эту тему. Оказывается, кое-чего не просто нет в интернете, кое о чём в интернете даже не упоминается. Например, о некоторых священных текстах, очень древних и очень странных. Их-то Сэмми и изучает сейчас в тихой, прохладной библиотеке... он ещё с утра терпеливо объяснял Дину, что самих текстов в библиотеке тоже нет, но есть статьи в научных ежемесячниках, содержащие жалкие отрывки этих текстов, переведённые на английский, и нужно откопать по возможности все эти статьи. Так что он копает, а Дин ездит по городу и изучает обстановку.
Всё так мирно.
Так хорошо.
Словно в раю.
Кажется, выскочи сейчас из-за угла демон, и станет как-то попроще. Дину уже несколько часов кажется, что он спит и видит морок, наведённый подлюгой Заком. Хочешь, чтобы повсюду царило спокойствие, как в Шарлотте? Скажи «да», и Архистратиг Михаил станет тобой. Ну, может быть, пара миллиардов человек погибнет, зато потом...
«Не пойти ли ему куда подальше», - думает Дин, допивает пиво и оборачивается к Импале.
В этот миг он ощущает за спиной чьё-то присутствие. Оно привычно-внезапное, такое чуждое и такое знакомое одновременно: знобкий холодок, лёгкое покалывание, как при электрофорезе, и вместе с тем – тепло живого тела. Чистое дыхание ангела касается шеи, и волоски на ней встают дыбом.
Дин едва сдерживает облегчённый возглас. Право же, это лучшее, что могло произойти сегодня, он чертовски рад, и он делает каменное лицо.
- Кас, - раздельно, подчёркнуто мрачно произносит он, оборачиваясь. – Я же просил. Тебя. Так близко. Не подходить.
Ангел отступает на шаг.
- Я извиняюсь.
Дин хмурится. Кастиэль смотрит на него снизу вверх, чуть приметно склонив голову набок, расширенными и недоуменными глазами, пристально и вдумчиво смотрит: ни дать ни взять на Дине что-то написано мелким шрифтом. В общем, как всегда. Дин привык. В опасную пору он просто перестаёт это замечать, но когда всё тихо, его, случается, распирает от смеха. Хочется взять крылатого парня за плечи и слегка встряхнуть, чтоб очнулся.
Кастиэль молчит.
- Ладно, - говорит Дин. – Как успехи? Нашёл?
- Нет, - говорит ангел и добавляет, отводя глаза, - ничего.
Дин вздыхает.
- Ничего, - повторяет он с другой интонацией. – Это ничего. Если кто-то вроде... вроде отца решил скрыться, его не может быть легко найти.
- Да, - говорит Кастиэль и снова замолкает.
- Почему ты здесь? – спрашивает Дин. – Что слышно сверху?
- По всему миру идут битвы. Успех переменный. Вас ищут. Безуспешно.
- Это радует.
Кастиэль поднимает взгляд.
- Вам нельзя здесь оставаться, - тише говорит он.
- Почему? – Дин хмыкает. – По-моему, это самое спокойное место в Штатах.
- Именно поэтому.
«Вот чёрт, - думает Дин, - так я и знал». Он отпирает машину, садится, и ангел садится на место Сэма. День душный, машина и в тени раскалилась как на противне, Кастиэль в костюме и плаще, даже смотреть на него жарко. Дин едва удерживается, чтобы не предложить ему снять лишнее.
- В чём дело? – спрашивает он.
- Пока не знаю.
Дин морщится.
- Вот новости. Тишь, спокойствие, ни нечисти, ни вашей братии – и нам надо как можно быстрее сматываться отсюда в пекло, правильно я понимаю?
Ангел смотрит прямо перед собой.
- Нужно торопиться. Что-то происходит.
Дин фыркает.
- Кас, - говорит он. – У нас тут вроде как происходит конец света.
- Нет, - и на лицо ангела ложится тень ужаса. – Хуже.


98.

- Да.
И падает тишина.
Нет больше криков, скрежетов, стонов, воя, рыданий. Нет тошнотворного скрипа и улюлюканья, проклятий и жалоб, утробного рёва тварей глубоко в бездне и выматывающего комариного зуда над ухом. Тишина упала многотонной плитой и стёрла в прах всё.
Мгновение спустя исчезают запахи: гнили, крови, ржавой воды и снова тухлятины и гнили. Воздух становится стерильным.
Ещё через миг проходит боль.
Дин не открывает глаз. Он знает, что лежит на бетонном (откуда в Аду бетон?) полу в луже собственной крови, а над ним стоит Аластор и улыбается. Аластор либо в своём собственном теле (похож на недожаренного динозавра), либо в облике какого-нибудь изувера-человека, которые все тоже красотой не отличались. Дин не шевелится. Глаза бы его этого не видели. Сдохнуть бы ему на этом самом месте. Вот только незадача, он уже мёртв. Навсегда. Навечно. Безнадёжно.
- Повтори, - мягко говорит демон. Почти просит. По-прежнему давит тишина, толстыми змеями вползает в уши. Дин облизывает губы.
- Я согласен, - говорит он. – Я стану... Буду делать, что там положено...
- Повтори, - терпеливо уточняет Аластор, на этот раз уже действительно – просит.
«С меня хватит. Я больше не могу. Что ещё надо?»
Воздух колышется: затхлый ветерок веет, будто заработала старая вентиляция. Какая, ко всем чертям, вентиляция в Аду?..
Очень, очень тихо. Слышно даже, как струйки крови текут по бетону. Аластор вздыхает.
- Я велел тебе повторить первое слово.
- Да, - быстро говорит Дин.
Очень быстро. Словно боится не успеть: боится, что Инквизитор Ада передумает.
Архидемон смеётся.
- Можете поцеловать невесту, - заключает он. Наклоняется (всё-таки он в человеческом образе), берёт Дина за плечи, поднимает с пола, ставит на ноги. Дин стоит зажмурившись. Он решил до последнего не открывать глаз. Аластор целует его, придерживая, чтоб не упал. От предощущения боли у Дина подводит живот и леденеют конечности. Это не первый раз, когда Аластор его целует. Первый – когда ничего не откусывает и не выламывает при этом.
- Я очень ждал этого момента, - шепчет демон, - действительно очень ждал. Теперь всё будет очень хорошо.

...Дин просыпается с криком.


2.

- Ты можешь сказать, почему именно Шарлотта?
- Там Салли. Это не лучший вариант, конечно. Но, во-первых, она абсолютно нейтральна, а во-вторых, мальчики уже в Шарлотте.
- Кто такая эта Салли? Какая-нибудь ведьма?
- Нет, что ты. Салли Крауч, новый гендиректор Американского банка. Она не ведьма. Она не верит ни во что, кроме денег. И она не допустит, чтобы в её мироздании что-то пошатнулось. Если в Шарлотту явится Люцифер, она примет меры, чтобы его депортировали как религиозного экстремиста.
- Неплохо. Вот только они не останутся в Шарлотте. Ставлю свою кепку.
- Что же, значит, это будет Анна Милтон.
- Дрянной вариант.
- Знаю. Я бы сама держалась от неё подальше. Но она хотя бы сумеет сказать прямо. Последнее дело – рубить кошке хвост по частям.


97.

Едва они выехали из города – началось.
Какой-то демон сказал: теперь, когда Люцифер на Земле, они могут видеть сны в человеческом теле. Дину не взять в толк, какая им с того радость. Вроде как адские твари не тоскуют по родным местам. Или демонам не снятся кошмары?..
Хуже всего, что это не его сны. То есть не вполне его. Он никогда не видит, как его пытали, не вспоминает, как был жертвой. Ему снятся те десять лет, которые он...
Это сны его демона.
Машина летит на север. Погода меняется, с каждым часом становится прохладнее. Впереди собираются тучи. По обеим сторонам шоссе раскинулись поля, золотисто-сиреневые в предвечернем свете. Колёса Импалы поднимают пыль, но никому не придётся её глотать: от горизонта до горизонта она единственная мчится по асфальтовой ленте.
Скоро пойдёт дождь.
«Я был чертовски прав, - думает Дин и в раздражении бьёт ладонями по рулю. – И Сэм был прав. И Бобби прав. Нужно было остаться в Шарлотте. Но я гоню хрен знает куда вот уже восьмой час, и я трое суток не спал нормально. Кто-нибудь может мне ответить, зачем я это делаю? Зачем мы это делаем?!»
Кастиэль сидит рядом с ним, уставившись на собственные колени. Минуту назад он ответил: «Не могу».
Не могу объяснить. Прости. Доверься мне. Нужно торопиться.
Это Дин ещё мог понять и принять. Но не остальное.
«Чёрт знает что», - беззвучно плюётся Дин, а потом не без мрачного удовлетворения думает, что чёрт об этом тоже не осведомлён.
...Сэм что-то нашёл в своих ежемесячниках. Сэм позвонил Бобби. А Бобби не пожелал слушать ни о каких апокрифических сказаниях древней Месопотамии. Битых полчаса он втолковывал Сэму, чтобы Винчестеры ни в коем случае не выезжали из Шарлотты, желательно – не выезжали из центра города, потому что это сейчас самый верный способ спастись от демонских ратей, а может, и от ангельских заодно. Как этот способ действует, он объяснять отказывался. Сэм заподозрил неладное.
- Едем к Бобби, - согласился Дин, - что-то творится со стариком.
- Нет, - внезапно возразил Кастиэль.
Дина посетило дурное предчувствие. Он покосился на ангела: тот выглядел встревоженным. Страшно встревоженным. Настолько, что, кажется, готов был удерживать Дина силой.
Дин посмотрел на Сэма. Сэм промолчал. Только недоверчиво покачал головой, и перевёл взгляд с него на Каса, то ли пытаясь понять, что происходит, то ли ожидая, во что это выльется.
- Вы не должны им звонить, - продолжал ангел. – Бобби. Элен и Джо. Чаку. Ни с кем из них вы не должны разговаривать.
Дин помрачнел и снова посмотрел на Сэма. «Этот твой ангел, - взглядом ответил Сэм. – Провалиться мне на этом самом месте, если я понимаю, чего он хочет».
- Мы не можем оставить Бобби без помощи, - сказал Дин.
- Ему не нужна помощь, - сказал ангел.
Дин помолчал.
- Уже не нужна? – нехорошим голосом уточнил он.
- Не в этом смысле, Дин, - Кастиэль шагнул к нему, цепко, неотрывно глядя в глаза. – Я объясню. Позже.
Дин подумал и сказал:
- Кас, по-моему, тебя заносит.
Кастиэль смежил веки. На лице его выразилась обречённость.
- Времени очень мало, - сказал он. – Скоро всё кончится. Тогда уже ничего не будет важно.


3.

- И что будет?
- Полагаю, то же, что и раньше. Ну, может быть, немного иное. Это как чемпионат мира: все вокруг сходят с ума, но если ты не футбольный фанат, какое тебе до него дело?
- И я так думаю. Знаешь, я никогда не верил... в то, что там над крышей. В небесные силы. Я убивал нечисть. Нечисть – была. А ангелов – не было.
- Ты к чему это?
- Я знал легенды. Легенды полезно знать. В них много чепухи, многие из них лгут. Но ни в одной легенде не говорилось об ангелах, которые умеют пытать, шантажировать и торговаться. Этим обычно занимались другие персонажи.
- Да.
- Знаешь что? Теперь я думаю: хорошо, что так обернулось.
Слышится тихий смех.
- Я знала, что однажды ты это скажешь.


96.

- Я же не зверь, - говорил Аластор, улыбаясь. И похрустывал суставами пальцев, тех пальцев, которыми каждый день кого-нибудь потрошил. – Трудно было сказать «да». Вот это и вправду была серьёзная задача. Всё остальное будет легче, легче, возможно, приятней, возможно, просто нормальней... Дин, ты удивишься, но мы тут работаем. Наша работа – нужная и важная. Все ублюдки, которые при жизни мучили ближних и дальних, здесь должны получить своё. Ещё и поэтому мне так не нравилось пытать тебя. Я так ждал, когда с этим можно будет, наконец, закончить.
Тяжёлые ворота распахнулись. Дальше одна за другой открывались двери: бронированная, простая металлическая, крашеная деревянная. В высокой, но тесной комнате с серыми стенами Аластор отпер шкафчик и достал два медицинских халата. Один бросил Дину.
- Такие, как ты, попадают к нам очень редко, - продолжал вещать демон. Он окончательно перевоплотился в руководителя научного проекта или кого-то вроде. – И всегда пользуются большим уважением.
Дин молчал.
Он знал, что слышит ложь, но в этом знании здесь не было никакого смысла.
- Ладно, - сказал Аластор, - к делу. – Первый клиент, мой дорогой. Как закончишь, выпьем шампанского. Кит "Пол-зуба" Джексон, серийный убийца, маньяк. На совести – двадцать две жертвы, девочки от семи до семнадцати лет. Он насиловал их, потом потрошил ещё живыми, вырезал половые органы, частично поедал. Кстати, полиция его так и не нашла. Он погиб по чистой случайности: сел за руль пьяным.
Архидемон посмотрел на ученика, оценил выражение его лица и засмеялся.
- А ты думал, придётся пытать хорошенькую шлюшку за прелюбы? Дин, по земле ходят настоящие ублюдки. Этого неполнозубого парня никто не заставлял мучить девочек. Никто в него не вселялся. Он просто ублюдок, сам по себе. И кто-то должен его наказать. У тебя достаточно времени, можешь ознакомиться с обстоятельствами дела, если хочешь. Можешь в подробностях рассмотреть, что происходило тогда. Удостовериться, что он получал удовольствие. Всё содержимое его памяти в твоём распоряжении. Советую просмотреть память жертв, сразу появятся идеи для работы. Возмездие в твоих руках. Начинай.


95.

Дорога начинается с уныния, ибо оно источник всякого зла.
Потом идёт гнев: гнев на всех тех убийц и подонков, которых ему подбирали. Их так легко было пытать. Само получалось, от души.
Следом – гордыня. Да, гордыня, потому что перед любимчиком Инквизитора адская мелочь выстилалась ковриками. И он не пренебрегал ими, нет, ему нравилось порой по ним потоптаться, использовать и унизить, потому что они все были ублюдками, все оказались здесь заслуженно...
Дальше – похоть.
...Самый тёмный час – перед рассветом.
Оконные рамы в мотеле старые, рассохшиеся. На стоянке орёт сигнализация – вроде и далеко, а слышно, как рядом.
«Хорошо, что Сэм остался в Шарлотте», - думает Дин. Это его единственная внятная мысль. Битых полчаса он лежит и смотрит в потолок, даже на бок не может перевернуться. Сердце всё ещё колотится в горле.
А одеяло стоит горбом.
Дин со свистом втягивает воздух сквозь зубы. Тихо ругается вслух. Потом откидывает голову на подушку и стискивает член в кулаке.
Только что, в тысяча девятьсот сорок втором году, в Берлине, Аластор трахал его на столе – в кабинете и в облике нацистского бонзы. С портрета на стене взирал Адольф Гитлер, с фотокарточки возле письменного прибора – пухлая жена бонзы и трое арийских детей. Дин был в теле молодого эсэсмана, такого сладкого и белокурого, что от взгляда в зеркало начинало тошнить. Всюду чёртовы фуражки, начищенные сапоги и серебряные погончики. И ремни. БДСМ-клуб в стиле Адского Инквизитора.
- Моя умница, - нежно говорил Аластор по-немецки, - дас ист фантастиш, ну-ка повернись. Коленку на стол. Прогни спинку. Очень хорошо. А что ты скажешь, мой мальчик, если я прикажу вернуть тебя на крючья – вот прямо сейчас?
А Дин шипел, цеплялся за край стола и упруго подавался назад, насаживаясь на член хозяина. Знал, что можно дерзить, даже нужно.
- Сначала дай мне кончить, - говорил он. – А потом... потом я скажу, что буду скучать по тебе.
И Аластор наклонялся, прихватывал его зубами за ухо – очень аккуратно, и сжимал его член.
- Я тебя обожаю, Дин, - вполголоса говорил он. – Ты моя любимая игрушка. Гордись.
...Дин не знает, что хуже: этот сон, или другие.
«Нет уж, - думает он. – Заберите себе и засуньте в задницу. Я не хочу этого видеть. Я хочу, чтобы это прекратилось. Попрошу Каса... он же ангел. Должен помочь».


1.

- Ах ты сучье вымя, - сказал Бобби, разглядывая себя в зеркале. – Ах ты мерзкая, вонючая демонская сука.
- Но-но, полегче, - ответила Элен из соседней комнаты. – В конце концов, в этом есть и хорошие стороны.
- Назови хоть одну.
Элен показалась в дверном проёме. Скрестив руки на груди, она прислонилась плечом к косяку и улыбнулась. Бобби обернулся и смотрел на неё исподлобья, волком.
- Я вижу людей, которые верят, что я могу их защитить, - сказала Элен. – И я действительно могу их защитить. Это... окрыляет.
Бобби скривился. Элен покачала головой, и он скривился снова.
- Демонская сука, - повторил он. – Какой договор ты заключила? Кто сейчас в тебе?
- Бобби, ты хороший мужик, но дурак иногда. Ты уже три раза окатил меня святой водой. И я хожу по твоему дому, а это само по себе что-то значит, правда? Ты вот что скажи мне: ты заключал договор? Ты впускал демона? Тогда почему это случилось – с тобой?
Бобби промолчал, буравя её взглядом. Он давно не спал, в глазах полопались сосуды. За последнее время он почти полностью поседел, и морщин прибавилось. Старость надвигалась, как скоростной экспресс: предвестником её веял иссушающий ветер.
А Элен выглядела прекрасно. Моложе, наверно, чем десять лет назад. Нельзя сказать, что она стала похожа на девушку, нет: по-прежнему видно было, что эта женщина – мать, что она повидала на своём веку много горя. Но выглядела она просто-таки на миллион. Свежая как весенний листочек, и точно пригревает тебя, как солнышко. Кожа и волосы её почти светились, и от неё исходило ощущение покоя. Тепло, уют, материнская защита. Ничего сверхъестественного – так было и раньше. Сейчас просто стало сильнее.
- И потом, - весело сказала она, - Джо в восторге. Белый мотоцикл! Белые джинсы! Белый автомат! – Элен рассмеялась. – Она кумир всех девчонок от шести до сорока шести.
- Только белых глаз не хватает, - хмуро бросил Бобби. – У неё уже был парень? А то, знаешь ли, девственная богиня-охотница в соседнем штате – это как раз то, чего мне не хватало для полного счастья. Её нужно сжечь заживо в собственном храме, другого способа нет. Когда планируется построить храм Джо?
С лица Элен сошла улыбка. На миг её взгляд стал недобрым. Но она терпеливо вздохнула, прикрыла глаза, выдержала паузу – и только досадливо фыркнула в ответ.
- Хорошо, - сказала она. – Хочешь знать, как от этого избавиться? Я знаю. Это просто. Нужно перестать помогать людям. Перестать думать о том, как их защитить. И что важно... Бобби, я знаю, о чём ты сейчас подумал. Нельзя делать исключение для охотников. Для Винчестеров исключение тем более делать нельзя. Они верят в тебя, Бобби. Сильней, чем кто-либо.
Тот молчал. Лицо его исказилось, глаза сузились, нижние веки вздрагивали, будто начался тик.
- Ты продолжаешь считать, что это пришло от Ада? – тихо спросила Элен.
Бобби понурился.
«Я встречал языческих богов, - подумал он. – Раньше. Это были мерзкие твари. И я их убивал. Это было нелегко».
«Им было по многу тысяч лет, - подумала в ответ Элен. – Они родились в совсем другом мире. Они выжили из ума. Они были тут никому не нужны. А ты – нужен. Ты ведь знаешь, что через полчаса тебе позвонит Сэм?»
«Знаю».
С этой мыслью Бобби опустился в инвалидное кресло и закрыл лицо ладонями. Некоторое время Элен смотрела на него, не двигаясь, потом протянула руку и коснулась его локтя – не пальцами, а дыханием своей силы. Когда Бобби поднял глаза, она уже исчезла.


94.

Дин больше ни о чём не спрашивает.
Кастиэль просит его ехать быстрее, и он не спрашивает, почему бы ангелу не подняться на крыло, если так нужно срочно куда-то попасть.
Не спрашивает, куда они едут. Не спрашивает, что творится на Небесах. Даже не задумывается, нашёл ли ангел Того, кого ищет, и есть ли надежда.
Кастиэль почти не разговаривает с ним и почти не покидает его. По его лицу трудно читать, но Дин научился.
Поэтому и молчит.
Пожалуй, так даже спокойнее: знать, что Кас рядом и с ним ничего не случится... Когда Дину впервые приходит эта мысль, он криво ухмыляется. Опять всё стало с ног на голову. Это же ангел, который вытащил его из Ада. Вот, на плече, ожог от огненной длани... Ангел, который вроде как высшее существо, который старше его в сто раз, которого ни истинный облик Дин не может узреть, ни голос услышать, – ангел просит у него помощи и защиты.
И даже признаёт за главного.
Вот те раз.
Хотя последнее Дина не удивляет. Он знает, что такое быть солдатом. Солдату нужен командир и приказ. Кас взбунтовался, но не дезертировал. Он ещё в строю... Потом Дин думает, что Кас, пожалуй, единственный остался в этом строю. Один в поле воин.
Дальше думать не хочется.
...Когда они въезжают в Вермонт, в первом же магазине вместе со сдачей продавец пытается всучить Дину подвеску на лобовое стекло. «Эге, - говорит Дин, - нет, спасибо». Брелок дешёвый и дурацкий, пластмассовый, изображает рыжую девчонку-чирлидершу; только такого мусора не хватало Импале на личике.
Продавец, прыщавый парень, смотрит на Дина в крайнем изумлении. «Но это же Лучшая Подружка, - говорит он; впрочем, тут же сдаётся: - как хотите, мистер, как хотите».
Мотель, в котором они останавливаются, называется «У Лучшей Подружки».
«У нас тихо», - обещает вывеска. «Мир и безопасность», - вторит другая. «Сладкий сон», - сулит третья, и Дин прикусывает губу: сладких снов ждать не приходится.
Когда он паркует машину, ангел исчезает. Еще несколько дней назад Дин мог бы хмыкнуть и заняться своими делами, но сейчас озирается в тревоге и окликает: «Эй, Кас!» Ответа нет, и Дин думает – может, на след напал?
Впрочем, он в это не верит.
Хозяйка мотеля вручает ему ключи. Брелок на связке – та самая рыжая чирлидерша, Лучшая Подружка. «Спятили они тут все, что ли, - думает Дин. – Или это новое шоу на ТВ?»
Он не выключает свет в номере. Он вымотан десятичасовой дорогой, но всё же надеется подремать немного без снов. Не раздеваясь, Дин ложится поверх скользкого синтетического покрывала, закладывает руки за голову. Люстра пыльная, и свет её точно отфильтрован сквозь мягкую пыль. В углу у окна сплёл паутину паук. Занавески тёмно-синие. В окно видно вывеску мотеля.

- Я не могу тебе помочь, - сказал Кастиэль. – Прости. Если бы я мог...
Стояла глубокая ночь, он сидел рядом с Дином, сложив руки на коленях, и смотрел на дорогу. Шины шуршали, навстречу плыли фонари, но огни их не отражались у него в глазах; глаза ангела были тёмно-синими и бездонными, как воды, над которыми, возможно, носился когда-то Дух.
- Вот те раз! – с напускным весельем сказал Дин. – То есть ты не можешь ткнуть меня пальцем в лоб и выключить этот чёртов дивиди-плеер?
- Нет. Я очень сожалею, Дин. Я даже не знаю, почему это происходит.
«Я не прошу стирать мне память, - подумал Дин. – Только прекратить сны», - но вслух этого не сказал.
Амулет лежал у Кастиэля на груди, поверх галстука. Ангел накрыл его ладонью и опустил ресницы. Лицо его сделалось неподвижным и пустым, словно сосуд был на время покинут... Дин проглотил комок в горле.
Больше он ничего не спрашивал.

Дин закрывает глаза.
Сейчас он преклонит колено перед Аластором и принесёт ему клятву верности.


93.

В глубины зловонных пещер и темниц нисходит неистовый пламень. Он очищает, уничтожая: там, где он проходит, не остаётся ничего, кроме света.
Свет пробивает веки, ладони, камни, он жжёт страшнее, чем все костры преисподней. Он настигает. От него не скрыться. С его приближением демоны плавятся как металл и истаивают со страшными воплями. В то же время пламень бесконечно холоден. Лава адовых рек становится хрусталём от его касания, ветви уродливых дерев покрываются дивными узорами инея, а изъязвленную почву скрывает девственно-чистый снег.
Всё замирает.
Огненная рука накрывает плечо Дина, и он теряет сознание от боли.


92.

Дин просыпается от холода и ещё - от электрического покалывания в висках.
Люстра всё ещё горит, но за окном ярко сияет солнце, и свет её почти не виден. Дин со вкусом потягивается, шумно зевает и снова закрывает глаза. Блаженство. Пятнадцать часов сна – лучший способ вновь ощутить прелесть жизни...
Сна?
Он резко садится на кровати.
- Доброе утро, - слышится тихий голос Кастиэля. – Хотя сейчас уже четыре часа пополудни.
Дин отфыркивается, мотает головой и с усилием трёт лицо ладонями. Проморгавшись, оглядывается. Ангел стоит у окна и смотрит сквозь пыльное стекло.
- Так лучше? – спрашивает он.
- Что?
- Твой сон. Так лучше?
Дин вскидывает брови. Он отлично выспался...
Ему ничего не снилось.
Да, на этот раз ему действительно ничего не снилось.
- Не то слово! – восклицает он, скатываясь с постели, - я как заново родился. Что, ты нашёл способ? Может, ещё какие хорошие новости?
- Нет, - тихо отвечает Кастиэль, - больше никаких. И я... не то что бы нашёл. Я вспомнил об одной человеческой легенде. Но я сам полагал, что это выдумка...
Дин не слышит его: он хлопает дверью ванной комнаты и на полную включает холодный душ.
Когда он возвращается, то находит Каса в той же позе и с тем же выражением лица. Как всегда. «Временная заморозка», - с улыбкой думает Дин, но улыбка быстро истаивает.
Кастиэль выглядит измученным.
Дин вдруг осознаёт: с течением дней ангел словно становится меньше. Выцветает, как призрак.
- Времени почти не осталось, - говорит ангел, будто прочитав его мысли. – Если она не даст ответа, значит, это действительно конец.
Проглотив комок в горле, Дин улыбается.
- Ага, - говорит он и поднимает к потолку указательный палец. – Ловлю тебя на слове. Она. Давай договоримся: если эта твоя девчонка не берёт трубку, наша гонка заканчивается, и ты рассказываешь мне, к чему всё это было.
И вдруг Кастиэль вскидывает глаза.
- Я говорю об Анне.
- Что?
- Я делал всё возможное, - говорит Кастиэль, - использовал все свои знания, но ничего не достиг. Осталась только она.
Дин строит рожу. Ухмыляется. Из его бывших девушек многие при встрече первым делом залепят ему пощёчину, а вторым – засадят по яйцам, но с Анной они, вроде бы, расстались полюбовно...
- И что она нам скажет?
- Скорее всего, - честно говорит ангел, - она скажет «нет».
- А что она может знать?
Ангел разводит руками.
- Немногим больше, чем я. Но она может... чувствовать. В первые годы после своего рождения в человеческом теле она чувствовала гнев Отца. Если это не было её воображение. Или Рафаил.
Дин морщится и потирает лоб.
- Думается мне, - говорит он, - что вряд ли она захочет нам помогать. А почему ты раньше не сказал, что мы едем к Анне?
- Потому что мы ехали не к Анне.
- Вот те раз. Куда же мы мчались?
- Через континент, с юга на север. Я хотел увидеть, сколько их. Это можно увидеть только с земли.
- Кого – их? Демонов?
- Нет.
Дин вопросительно поднимает бровь. Лицо ангела становится печальным. Он не отвечает на незаданный вопрос, вместо этого отходит, наконец, от окна и садится на вторую кровать в номере. Плечи его опускаются, он складывает руки на коленях и низко склоняет голову.
Он выглядит страшно одиноким. Одиноким и лишившимся сил. Дин чувствует себя неловко. Ему хочется растормошить Каса, пихнуть кулаком в бок, обнять, но можно ли так – с ангелами? Человеческое, слишком человеческое, оно их тяготит, Дин знает, уже проверял... Всё-таки он подходит, опускает руку Кастиэлю на плечо.
Кастиэль смотрит на него снизу вверх.
- Дин, - внезапно говорит он, - что, если я ошибся? Если мы не найдём? Если искать некого?
Дин вздыхает и садится рядом.
- Когда я так думал, - вполголоса произносит он, - то говорил себе: значит, я найду могилу моего отца. Или тело, чтобы похоронить. Или место, где он был убит, чтобы помолчать там.
- Дин.
- Извини.
Ангел смотрит расширенными глазами, тёмными как предначальные воды.
- Моё воскрешение сохраняло во мне веру, - шепчет он. - Но что, если меня действительно воскресил Люцифер? И что хуже всего, Дин, я слушаю, что происходит на Небе, и... никто не хочет искать Отца. Никто не хочет даже искать ответ. Время подходит к концу, но никому нет до этого дела. Мои братья... они падают. Одни падают поодиночке, другие целыми армиями. Меня терзает страх. Я один.
Дин снова вздыхает. Кладёт руку ему на шею, слегка притягивает к себе. Кастиэль распахивает глаза ещё шире. Губы у него разомкнуты, вид такой, словно он собирается Дина поцеловать, но у него постоянно такой вид, это ничего не значит, Дин привык.
- Ты со мной, - говорит человек ангелу.
И добавляет:
- Если хочешь.


91.

- Мог бы просто позвать меня, - недовольно говорит Анна, переступая порог. – Вы чокнутые! Раскатывать по всему Вермонту и у каждого встречного и поперечного спрашивать, где найти Лучшую Подружку. Психи!
- Психи, психи, - соглашается Дин и приобнимает её за талию. Анна улыбается и чмокает его в щёку. «Вот это дело!» - бодро думает Дин и спрашивает: - Позвать каким образом? Телефончика-то ты не оставила.
- Брелоки! – восклицает Анна. – Они же везде. Возьми брелок и позови меня. Я услышу.
- Круто, - восхищается Дин. – Это спутниковая связь или волшебство?
- Это идолы, - внезапно говорит Кастиэль.
Он сидит за столом спиной к вошедшей. Не оборачивается. Не приветствует её.
Дин озадаченно смотрит на Анну, потом на прямую, напряжённую и очень холодную спину Кастиэля; ему кажется, что он начинает понимать.
- И что дальше? – холодно бросает Анна. – Зато в Вермонте нет ни одного демона.
- Есть. Один.
Дин перестаёт понимать то, что понимал до этого, зато понимает, что Кас сейчас сам провалит всё дело. И он перехватывает инициативу.
- Анна, мы тут ищем кое-кого. Вроде как ты можешь подсказать дорогу.
Анна переводит на него взгляд и улыбается, чуть сощурившись. В глазах прыгают лукавые искры.
...Разумеется, она отказывается.
- Да это лучшая новость, которую я только слышала в своей жизни! - так она говорит. - Я всё помню. Когда я была маленькой, я едва не сошла с ума. Я чувствовала, что Он хочет меня убить. Уничтожить. Растереть по всему мирозданию и не оставить памяти. Всё потому, что я ослушалась. Потому, что я полюбила людей! Люцифер виновен в том, что не полюбил их, а я – точно в обратном! Куда бы он ни ушёл, наш Отец, скатертью ему дорога.
- Но время заканчивается, - отвечает Кастиэль, по-прежнему не глядя на неё. - На Земле воцарится Люцифер...
- Может, где-то он и воцарится, но не в Вермонте, - Анна смеётся. - И не в Каролине. И не в Оклахоме. Закончилось линейное время, Кастиэль. Но жизнь продолжается. Она течёт по кольцу, по спирали, ей нет нужды течь строго по прямой, от начала света к концу. Как и прежде, мир будет делать выбор. Мир сам решит, что с ним случится. Ты боишься Люцифера? Он теперь не вселенское зло, всего лишь чокнутый божок, одержимый идеей отомстить сгинувшему папочке. Даже у меня больше владений, а служить мне куда веселее.
- Служить тебе? – эхом отзывается ангел.
- Я не требую ничего плохого, - с вызовом говорит Анна. - Ничего, что разрушает душу или тело. Просто радость, просто удовольствие. Танцы, секс, шоколадный пирог. Ты видел, меня здесь любят. И я люблю. Дин, оставайся со мной.
Дин вздрагивает.
Анна вмиг забывает о Кастиэле, теперь она глядит на Винчестера и едва не облизывается.
- Во-первых, ты мне нравишься, - по-детски откровенно говорит она. – А во-вторых, ты уже однажды умирал и воскресал. Для бога это ценное свойство.
Для кого?..
Дин чувствует себя так, будто на него высыпали тачку кирпичей.
Анна смеётся.
- Для бога жизни, - говорит она вдохновенно, - бога весны. Бога секса.
Она подмигивает, и у Дина пересыхает в глотке. «Мать моя честная женщина!» - ему представляются соблазнительные картины, роскошные, сногсшибательные... вечеринки на лайнерах. Семизвёздочные отели. Спортивные машины. Все красотки на свете. Бессмертие.
Кастиэль встаёт.
На Анну он по-прежнему не смотрит. Он прям и неподвижен, как неживой.
Дина окатывает холодом. Он приходит в себя – и рефлексы охотника гонят его подальше отсюда, к стене, к двери, по-пластунски к дороге в кювет, в белый свет... В тесной комнатке мотеля перед ним на расстоянии вытянутой руки стоят Ангел Господень и языческая богиня.
Богиня отнюдь не испытывает страха.
- Впрочем, - говорит она, - я никогда не была жадной. Я хочу тебя, Дин, даже очень. Но если вы двое просто останетесь тут и будете трахаться во славу мою, я тоже получу радость и удовольствие.
Дин не понимает, о чём она.
Кастиэль понимает.
Он оборачивается. На него страшно смотреть. У него мёртвые глаза.
- Анна, - говорит он очень тихо, - порок - это не весело и не приятно. Он нужен, чтобы забыть о чём-то очень страшном.
Брови богини сходятся к переносице, улыбка её становится грозной, глаза начинают метать молнии. Взгляды бывших товарищей по оружию скрещиваются. Проходит секунда, другая.
Анна перестаёт улыбаться.
- Убирайтесь отсюда, - бросает она.
И исчезает.


4.

- Мы не можем это прекратить, - сказала Элен. – Никто не может.
Она возникла просто: открыла дверь и вошла. Не то что Джо, которая являлась всегда на мотоцикле, в громе и грохоте.
Бобби сидел за столом и перелистывал потрёпанную толстую книгу, восьмой том многотомной энциклопедии. Он по-прежнему выглядел мрачным типом на пороге старости, но с последней их встречи заметно посвежел и окреп.
- Да, - сказал он. – Не можем.
- Пока существуют амиши и Свидетели Иеговы, - сказала Элен, - и тысячи других. Пока по телевизору идут шоу «Иисус любит тебя». Пока люди ходят на воскресную проповедь.
- Плевать, - сказал Бобби.
Он знал, что это имеет оборотную сторону, и демоны используют её на всю катушку. Но он помнил, что неделю назад прогнал забредшего в город демона словом «брысь». Это оказалось куда удобней, чем рисковать своей задницей, палить в белый свет как в пятицентовик или мытариться с ловушками. «Брысь!» - так он сказал, и адская тварь улепётывала прочь, только пятки сверкали.
Элен улыбнулась. «А я приноровилась их ловить, - подумала она в ответ. – Если взяться покрепче и поднажать, то получается вроде экзорцизма. П-пух! Как пробка из бутылки».
Бобби встрепенулся. «Научишь?»
«Я и подумала, что ты захочешь научиться».
Бобби закрыл книгу и аккуратно поставил её на полку. Энциклопедия говорила, что несколько тысяч лет назад, когда возникали мифы и рождались языческие боги, кто-то из них был персонификацией стихии, а кто-то – просто героем, в которого верили.

...И это было ещё до эпохальной битвы Чака Ширли с Трикстером, которая продолжалась ровно четыре минуты и в ходе которой успело возникнуть и уйти в небытие приблизительно двести двадцать миллионов субреальностей. В финале Трикстер удалился посрамлённым, а Чак удалился блевать в сортир, но это не имело никакого значения.
А несколько позже отмытый, отглаженный и страшно довольный собой Чак объяснял Джо, как работать с распределёнными вычислениями. Тема не имела никакого отношения к компьютерным сетям. Просто ресурсом Трикстера был его многотысячелетний опыт, а ресурсом мистера Эдлунда – многотысячная армия его фанаток.
Пилотная серия мультсериала о Блондинке Джо, Охотнице на Белом Мотоцикле, уже вышла на экраны. Джо осознала, что ей не хватает техничности.


90.

- То есть как? – в третий раз переспрашивает Дин.
- У людей есть присловье, - терпеливо отвечает Кастиэль. – Это даже не суеверие. Просто строчка из колыбельной. Поцелуй ангела приносит добрые сны.
- И ты меня поцеловал? – неверяще уточняет Дин.
- Это единственное, что я мог сделать. И это помогло.
- Ну...
Дин ожесточённо чешет затылок. Он не знает, что сказать.
- Помочь тебе может любой из новых богов, - ровно говорит Кастиэль. – Не только избавить от мрачных сновидений, но и оградить от архангелов. Небеса и преисподняя утрачивают силу. Она переходит к земле.
- Да я как-нибудь обойдусь.
- В числе богов не только Анна. Но и Элен Харвелл, и Чак Ширли. И даже...
- Бобби?
- Да.
- Только не говори мне, что Сэм...
- Нет. Сэм – нет.
Дин хохочет, хлопая себя по колену. Веселья, впрочем, он никакого не ощущает, скорее наоборот. Чувство такое, словно нигде уже нет никакого веселья и никогда не будет.
- А мне предлагали стать богом секса! – натужно смеётся он.
- Нет. Вечно умирающей и воскресающей природы, - уточняет ангел. – Это не одно и то же. Твой отказ был разумен. Что касается... прочего, Дин. Ты больше не хочешь, чтобы я тебя целовал?
Это сказано так просто, что Дин давится вдохом и судорожно кашляет.
У него вспыхивают уши.
...на этот раз ему снился сон. Другой сон.
Ну, бывают такие сны, как будто ты выступаешь перед Конгрессом США в костюме гигантского цыплёнка, или облажался на охоте на глазах у отца, или трахаешь какого-нибудь благочестивого и абсолютно натурального парня, например, Джимми Новака, который вроде как ещё и покойник, - короче, сплошной стыд и посмешище. С возрастом обычно проходит, но всё равно, случается, снится чушь всякая...
И покойник Джимми, совершенно живой, податливо двигается под тобой, ткнувшись лицом в скрещенные руки. Тяжело дышит и прогибает спину, подставляясь в самой удобной позе, и поднимает голову. И ты, повинуясь воле сна, целуешь его - в колкую щёку, и в шею, и в затылок, и между лопаток, между невидимых крыльев...
«Это ещё худший кошмар», - думает Дин и ещё думает, что за такое вроде бы когда-то города сжигали.
- Дин?
- Кас... ты понимаешь... лучше не надо.
- Не понимаю.
- Мне приснился... другой сон. Не то что бы добрый.
Дин вскидывает брови, разводит ладони, усмехается. Кастиэль смотрит на него пристальным недоумённым взглядом, совершенно прежним, и словно бы что-то холодное и неживое отпускает сердце на миг.
- Разве тебе не нравилось? – тихо спрашивает Кас.
- Что?
Дин открывает рот. Закрывает. Снова открывает. Встаёт и безуспешно пытается что-то выразить жестами. Кажется, в тот час, когда он увидел Кастиэля впервые, он был изумлён меньше.
- Погоди, - наконец, выдыхает он. - Мне снилось, что мы с тобой трахались!
- Я знаю.
- То есть ты это нарочно?
- Нет, - спокойно отвечает ангел. – Но я не стал это прекращать. Это твои чувства и желания. Ты думаешь, что я нахожу их оскорбительными. Поверь, это вовсе не так.
- И...
Дин понимает, что окончательно растерял слова.
Кастиэль садится на край постели и смотрит на Дина снизу вверх.
- Мне необходимо забыть, - очень тихо, раздельно произносит он. - О чём-то. Слишком. Страшном.


89.

...Напиться до положения риз и заснуть - не годится, и пересмотреть пару старых комедий – тоже. И погонять по пустому шоссе – не поможет, никакая машина не сравнится со скоростью, которую развивает средний ангел при лётной погоде... Пойти поохотиться? На шесть часов пути в любую сторону нет ни одного демона, если не считать демоном местного бога – а с ним лучше не ссориться...
Пойти в бар и снять девочек?
Всё ещё существует место, где бессмысленно отличать правду от лжи, оно называется - Ад.
Кастиэль смотрит на Дина расширенными глазами, чуть приоткрыв губы.
И тогда Дин придерживает ладонями его голову и целует его взасос, с языком, напористо и почти грубо. Руки Каса ложатся ему на плечи, точно туда, где всё ещё различимы следы от его давнего прикосновения. У Дина холодок бежит по спине. Это всё-таки жутко. Пускай Анна была ангелом, но она родилась в человеческом теле, знала, что к чему и чего куда. Анна не была девственницей.
И Анна не вытаскивала его из Ада.
- Подожди, - шепотом говорит ангел.
На его груди всё ещё лежит амулет Дина. Кастиэль снимает его. Дин подаётся вперёд, ловко ныряет головой в кольцо ремешка. Кастиэль смотрит ему в глаза, потом целует его – неуверенно, осторожно.
- Спасибо, - говорит он. – Я всё же не один.
Дин чувствует укол жалости и всеми силами старается забыть об этом.
Он стоит перед Касом на коленях, на полу возле кровати, и крепко обнимает его. Смеркается, в комнате мотеля пахнет нежилой чистотой. Дин облизывает пересохшие губы. Сердце поднимается к горлу и колотится чаще и чаще. Холодок стекает по спине, и лопатки сводит от слабого, будто электрического покалывания... Дин привстаёт. Кастиэль легко, почти торопливо ложится на спину. Смотрит с ожиданием, с надеждой - и со страхом. Глаза влажно блестят. Это такое лекарство: маленький, глупый, недолгий страх, который позволит ненадолго спастись от бесконечного смертного ужаса.
Пару секунд Дин колеблется. Не то что бы он сомневался или не знал, что делать, но существо, замирающее сейчас у него в объятиях, со всем своим могуществом, настоящим или былым, - уязвимей ребёнка, и трогать его страшно именно поэтому.
Он наклоняется, вытягивается над ждущим Касом, пытается выровнять дыхание. «А чтоб меня!.. – бессвязно думает Дин, целуя ангела в губы и в шею; тот обнимает его и притягивает к себе. – Это будет приятно. Кас, это будет приятно. Честное слово. Я постараюсь».

...это как купаться в газировке. Каждый пузырик - маленький оргазм. Пузырики скользят по коже, сладко её покусывая.
Обняться руками и ногами, прижаться тесно-тесно, взглядами соприкоснуться. Целоваться любовью. Так и словами-то не скажешь, слов не придумано. Целоваться не губами и языком, а чувствами. Как на небесах, наверно.
Как на небесах, выдуманных людьми.

...Дин приподнимается, резко выдыхает. То, что накрыло его, как океанская волна – кайф, чистый кайф, так можно, кажется, всю оставшуюся жизнь проваляться, одуревая от упоительного чувства близости, ласки, принятия... и нет в этом кайфе ничего сексуального. Никак он не переходит в желание вставить, трахать и кончить. Он ему даже противоречит.
Отрицает.
И очнулся Дин не потому, что это кончилось, вовсе оно не кончалось, а потому, что понял: Кас чувствует что-то другое.
Нет, он не возражает, чтобы Дин по-прежнему тискал его как игрушку и слегка облизывал, и ему нравится слушать, какие звуки Дин при этом издаёт. Но он ждёт иного, просил - иного. Человеческого. Слишком человеческого.
Дин стискивает зубы.
Дин говорит – сам не понимая, то ли мысленно, то ли вслух, главное – что ангел слышит: Кас, я не хочу тебя трахать, то есть я очень люблю тебя, но я не могу тебя трахнуть, ты же ангел, это хуже, чем изнасилование, это... это...
А ему отвечают - тихо, немного подумав: не надо меня "трахнуть". Я тоже тебя люблю, Дин. Я прошу, чтобы ты возлёг со мной и познал меня, как возлюбленного. Помоги мне.
Дин кусает губы.
Кастиэль смотрит на него снизу вверх – ласково, беспомощно и доверчиво. Потом медленно, неловкими пальцами стягивает галстук, расстёгивает пуговицу на рубашке. Дин накрывает его руку свой, улыбается с ободрением, с клятвенным обещанием, целует. Кастиэль обречённо зажмуривается, и Дин смеётся.
Он раздевает Каса, сжимает, сминает в объятиях, зацеловывает, прижимается лицом к бледной груди, обоняя запах не то что бы чуждый, но странный - запах идеально здорового тела, - заставляет возлюбленного дышать неровно и часто, постанывать с каждым выдохом, потом - изогнуться и расставиться... Кастиэль неуверенно ласкает его, гладит по спине, перебирает волосы... отдаётся на его волю. От сознания этого в горле пересыхает, замирает сердце. Никогда, ни с кем Дин не был таким заботливым, таким нежным.
Он подумывает ограничиться минетом: хватит острых ощущений на первый раз-то, но неожиданно получает по полной программе.
Когда он в третий раз меняет позу, а распластанный под ним Кастиэль больно кусает его за пальцы, Дин, наконец, перестаёт думать, что он делает и с кем, а ещё чуть позже забывает о том, что происходит за стенами спальни, и о том, что происходило когда-либо.


88.

У них обоих неподлинные тела. Одно – воскрешённое, другое – заёмное. Но это не имеет значения.
Уже темно. Блёклым жёлтым светом светит торшер возле постели. Абажур отделан пластиковым красным кружевом: на стены и потолок ложатся узорные тени.
Кас лежит под одеялом, непривычно близкий и умиротворённый. Дин пристраивается рядом с ним, на боку, подкладывает руку ему под голову. Кас заглядывает ему в глаза.
- Время уже почти кончилось, - шёпотом говорит он. – Остался день, два, не больше. А потом...
- Что?
- Потом всё равно пришлось бы решать. Рафаил уже однажды убил меня, он сделает это и второй раз. Я могу выбрать смерть.
Это сказано так просто, как... как он всегда говорит. Мурашки по коже. Дин напряжённо выпрямляется рядом с ним, хмурится, обнимает Каса.
- Эй, - говорит он, - не стоит. Пожалуйста. Можешь послать меня подальше, конечно, но я не хочу, чтобы ты вдруг отколол такую штуку.
- Я знаю, - отвечает Кас и едва приметно улыбается, на миг превращаясь в себя прежнего, уверенного. На душе становится легче.
- Я люблю тебя, - поясняет Дин и чувствует себя дураком: как-то неправильно, негоже звучит. А как ещё-то? Других слов не придумано.
- И я тебя тоже, - очень серьёзно говорит Кас.
Дин целует его в лоб с прежним чувством неловкости. И слышит:
- Поэтому я не буду умирать. Я уже решил.
- Вот и ладушки.
Кастиэль вздыхает.
- Я надеялся найти Отца, - продолжает он. - Тогда всё стало бы на свои места. Но время на исходе, а я не нашёл. Теперь остаётся два выхода.
- Тоже неплохо.
- Мои силы уходят. Если так будет продолжаться, я стану человеком. Но... это тело не проживёт долго. Оно уже не раз бывало убито.
- Знаешь, что я скажу? Нам это не подходит. А второй вариант?
- Уподобиться Анне. И... ещё многим.
«Анна, - думает Дин. – Лучшая Подружка, богиня, охраняющая Вермонт. Ещё, чего доброго, подпишет какого-нибудь дурака-бейсболиста на роль своего дружка. Умирать и воскресать каждый год. Брр!»
- Дин? – окликает Кас.
- А?
- Я знал, что этим закончится. Я просто не хотел верить сразу.
Дин молчит.
Кажется, он всегда это понимал. Но говорить это вслух не стоит. Как раньше не стоило, так и сейчас.
- Но теперь, - продолжает Кастиэль, - уже всё. Я сделал то, что для ангела невозможно. Я разорвал связь с небесами. Вернее, с тем, что от них осталось... И получил связь с землёй. С людьми. С тобой. Благодарю тебя. Я должен просить у тебя прощения.
Дин молчит.
Размышляет.
Потом приподнимается и выключает свет, устраивается поудобней в постели, притягивает Кастиэля к себе, и говорит:
- Знаешь, что? Я всё ещё в тебя верю.


5.

В плотной темноте угадываются лишь смутные очертания предметов: угловатая тень шкафа, округлая – кресла, белесые пятна двери и потолка. Дин Винчестер лежит, закинув за голову левую руку. На правой его руке замер Кастиэль – не то впервые в жизни спит, не то просто дремлет, не то витает мыслями неведомо где. Не человек, не ангел – одинокий, бесприютный дух...
Дин думает, что надо найти подходящий город. Например, выбить демонов из тех краёв, где они всё ещё хозяйничают: вот отличная идея. Будет чем заняться в ближайшие годы.
Он вспоминает, что Сэм как раз поехал к Бобби, а значит – брат в безопасности. «С Бобби теперь не поспоришь», - приходит ему на ум, и он беззвучно смеётся.
Потом он думает, что работают электростанции и заправки, вокзалы и аэропорты, работают учителя и врачи, полиция и ФБР. По радио передавали, скоро с мыса Канаверал стартует челнок... Что там говорила Анна? Чьё-то время закончилось. Стало быть, попрощаемся с ним, помолчим и пойдём дальше. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Жизнь продолжается.

@темы: AU, R, СПН, Слэш